Абигейл хотела сделать Фебе замечание за грубость, но вовремя прикусила язык.

— Дорогая, мы знаем, что для тебя это нелегко. Но мы… — Абигейл поймала себя на мысли, что никакого «мы» здесь больше не существует: с этого момента все решения принимает она сама, — мы подумали, что так будет лучше для нас всех.

— Единственный момент, в котором мы с твоей мамой полностью согласны, — вмешался Кент, — это то, что на первом месте должна быть ты. Мы оба очень любим тебя и не хотели бы видеть, как ты разрываешься.

Но Феба сидела и только качала головой, словно не веря, что они могут считать ее настолько наивной.

— Нет, вы серьезно думаете, что я не стану принимать чью-то сторону? Будьте же реалистами!

— Детка, я знаю, как тебе сейчас тяжело. — Кент так переживал, что на него было больно смотреть. — Но мы с мамой сделаем все, чтобы то, что происходит, не переросло в уродливую склоку. А в наших с тобой отношениях ничего не изменится. Мы по-прежнему будем видеться при первой представившейся возможности. К тому же у Шейлы в доме есть свободная комната, которую она предложила сделать твоей, когда ты будешь оставаться у нас. Мы с тобой можем даже вместе проехаться по магазинам, чтобы обставить ее. Как тебе такая идея?

Феба бросила на него испепеляющий взгляд.

— Честно, папа? Не обижайся, но я не собираюсь жить у тебя и этой, как там ее зовут. Никогда.

Взгляд ее был полон презрения, что изумило Абигейл: она никогда не ожидала, что подобное чувство может быть направлено против Кента. Если бы она не переживала за Фебу, то, наверное, испытала бы удовлетворение: в конце концов, он получил по заслугам и почувствовал вкус ситуации, которую так долго терпела она сама. Она знала, насколько близки были Феба и Кент; то, что он ушел к другой женщине, стало в каком-то смысле таким же предательством по отношению к дочери, как и по отношению к Абигейл.

Кент тяжело опустился в кресло у огня и бросил на Абигейл беспомощный взгляд. Но она не собиралась выручать его из этого положения. «Это он втянул нас во всю эту грязь», — напомнила она себе. В то же время она понимала, что, если будет натравливать себя против Кента, это только укрепит позицию Фебы.

Абигейл стиснула зубы и, повернувшись к дочери, ласково произнесла:

— Сейчас ты видишь все это несколько в ином свете, дорогая. Но я уверена, что, когда ты свыкнешься с этой мыслью, она покажется тебе не такой уж плохой.

Феба зло рассмеялась.

— Вы, ребята, сами этого не понимаете.

Она встала и неторопливо вышла из комнаты, оставив Абигейл и Кента недоумевать, чего же они, собственно, не понимают.

На следующий день Абигейл узнала, что ее семейная жизнь — это не единственное, что рушится. Она сидела за столом у себя в офисе и занималась разными бумагами, когда в дверь просунул голову Хэнк Вайнтрауб, финансовый директор «Абигейл Армстронг Инкорпорейтед», и спросил, можно ли с ней переговорить. Она махнула ему рукой, хотя в данный момент работы у нее было по горло. Увидев мрачное выражение его лица, она почувствовала необъяснимую тревогу и поняла, что дело не терпит отлагательств.

Хэнк опустился в кресло «Барселона» перед ее столом.

— Я полночи провел без сна, просматривая наши показатели, — без вступления начал он. — Абигейл, мы больше не можем игнорировать факты. Со времени последнего квартального отчета чистый доход упал на пять процентов. Если мы серьезно не проанализируем наши убытки, мне и подумать страшно, как мы будем выглядеть в следующем квартале.

Обычно невозмутимый финансовый директор был явно взволнован, и по тому, как он непроизвольно постукивал по столу указательным пальцем — нервная привычка реагировать на стрессовые ситуации, как, например, в период проверки уплаты налогов, — Абигейл осознала, что ни о каких преувеличениях не может быть и речи.

— О чем ты говоришь, Хэнк? О том, что мы должны сделать официальное заявление согласно одиннадцатой главе?[103] — Несмотря на растущий страх, Абигейл старалась говорить спокойно и взвешенно. Хэнку не нужно видеть, что его босс волнуется.

— Нет… нет. Все не настолько плохо. Пока еще, — хмуро добавил он. — Но если мы не поднимем наши показатели, этого тоже полностью исключать нельзя. Я только что говорил по телефону с «Сити-бэнк». — Хэнк вел переговоры с банком о реструктуризации их текущего кредита. — Они по каким-то причинам упираются. Почему именно, не говорят, но у меня есть дурное предчувствие, что они хотят востребовать свой кредит.

— Это абсурд! Они не могут этого сделать. — Все хладнокровие Абигейл моментально улетучилось.

— Скорее всего, могут, и они обязательно сделают это, если мы не покажем им свои деньги или не представим альтернативный план.

Качая лысеющей головой, Хэнк, несмотря на свой дорогой коричневый костюм, оксфордские туфли и йельский репсовый галстук, сейчас очень походил на того бухгалтера, которым он был, пока Абигейл не выдернула его из неизвестности, возвысив до финансового директора компании. Он никогда не выставлял себя напоказ, но в любой кризисной ситуации его мнение было самым разумным и взвешенным. Она рассчитывала, что так будет и теперь.

— Ты сказал им, что единственная причина наших плохих показателей в том, что мы запоздали с выполнением заказов? Как только мы снова войдем в ритм…

— Их не интересуют планы. Только реальные цифры.

Абигейл взглянула на Хэнка и грустно улыбнулась.

— Ну давай, скажи это. Я знаю, что тебе очень хочется. Ты действительно был против того, чтобы мы брали на себя производство. — Он предупреждал ее, что фактор риска настолько значителен, что наверняка будет превосходить даже высокую прибыль. — А я настояла на своем выборе.

Он покачал головой.

— Если я скажу, что действительно предупреждал тебя, от этого ничего не изменится. Что сделано, то сделано. Я напомню только, что нам нужно поторопиться и побыстрее восстановить фабрику, пока еще не слишком поздно. Иначе мы пропали. А если будут еще какие-то задержки… — Дальше можно было не говорить: по суровому выражению его лица Абигейл все поняла.

— Хорошо. — Она глубоко вдохнула. — Давай поговорим о том, что можно сделать в настоящий момент…

Когда она обсуждала с Хэнком план сокращения расходов, голос ее был деловым и энергичным, но внутри у нее все вертелось и дрожало, словно бешено вращающееся колесо, готовое сорваться со своей оси. Она думала о скорбящей матери погибшей девушки. В последнее время от Переса ничего не было слышно, но если этой женщине удалось попасть в страну, она, наверное, сейчас находится на пути сюда. Она может появиться здесь в любой момент. И что тогда? Будет ли она удовлетворена более высокой денежной компенсацией или ее объяснениями, которые и самой Абигейл казались неубедительными? Или же она захочет поджарить Абигейл на костре?