Со временем, и довольно скоро, Юрий поймет, как много дала ему — мужчине, гражданину, писателю — армейская служба. Недаром дембельская фуражка автора «Ста дней…» до сих пор лежит на видном месте в его переделкинском кабинете.

Радость возвращения домой вскоре сменилась новыми заботами и огорчениями. Пряча глаза, проректор по науке П. А. Лекант огорошил: об очной аспирантуре, обещанной перед уходом в армию, не может быть и речи. О заочной тоже. Единственное, что возможно: стать соискателем, прикрепиться к кафедре, сдать без отрыва от производства кандидатские экзамены и на свой страх и риск писать диссертацию. Позднее выяснилось: место, которое ему обещали, отдали отпрыску очередного начальника. Решением ученого совета Полякова прикрепили к кафедре советской литературы. Возникли проблемы и с темой. За четыре года, прошедшие со дня столетия Брюсова, о нем написали и защитили множество диссертаций. Посвященная в тайны научного закулисья А. А. Журавлева высказала опасение, что в ВАКе Юрину тему могут не утвердить. И он решил писать по фронтовой поэзии — теме, волновавшей его всегда. Его любимыми поэтами были Александр Межиров, Семен Гудзенко, Сергей Наровчатов, Александр Твардовский… Завкафедрой советской литературы Михаил Васильевич Минокин предложил ему заняться жизнью и творчеством сибиряка Георгия Суворова, погибшего в 1944-м при освобождении Эстонии. Стихи Суворова высоко ценили Николай Тихонов, Леонид Мартынов, Сергей Наровчатов, пророча молодому поэту блестящее будущее. Сам сибиряк, «чалдон», как любил он говаривать, Минокин справедливо заметил, что про москвичей-ифлийцев, павших на фронте, Павла Когана, Михаила Кульчицкого и других, написано много, а тем, кто дебютировал «далеко от Москвы», внимания почти не досталось. Юрий прочел опубликованные стихи Суворова, открыв для себя яркого, самобытного поэта. М. В. Минокин стал официальным научным руководителем молодого исследователя, хотя, по сути, вела его до самой защиты все та же А. А. Журавлева. Отныне тема диссертации звучала так: «Творческий путь Георгия Суворова. К истории фронтовой поэзии».

Но если с научной работой он более-менее определился, то просто с работой, которая должна была кормить семью, не задалось. В школе рабочей молодежи его должность была занята: учебный год начался, ставок свободных не оказалось. Директор предложила потерпеть до нового учебного года, а пока подменять болеющих учителей, числясь на полставки преподавателем-чертежником. Из школы он шел грустный, даже потерянный. И ему неожиданно повезло: на Разгуляе он нос к носу столкнулся с Галиной Никаноровой, третьим секретарем Бауманского РК ВЛКСМ. Комсомольские активисты составляли довольно узкий круг, хорошо друг друга знали по общественной работе и выездной учебе, где комсорги и секретари с пользой и весело проводили время, как это и должно быть у молодежи: слушали лекции о международном положении, обсуждали проблемы своих организаций, под гитару пели песни и танцевали ночи напролет. Это все были энергичные, способные организаторы, которым в дальнейшем очень пригодился их комсомольский опыт. И Юра входил в этот круг.

Встрече оба обрадовались. Выслушав горестную историю, Галина предложила Юре идти работать в райком, но «подснежником».

«Штат райкомов был ограничен и утверждался в вышестоящей организации, а всякая бюрократическая структура, как известно, стремится к саморасширению, — вспоминал Поляков. — И изобретательные «комсомолята» придумали выход: стали оформлять нужного работника в дружественной организации на свободную ставку, хотя трудился он в райкоме. Я числился младшим редактором журнала «Наша жизнь» Всероссийского общества слепых. Участком мне определили учительские комсомольские организации, и, таким образом, я занимался почти своим, учительским делом.

Впечатление от райкомовской жизни было странное. С одной стороны, деловой энтузиазм и множество хороших дел, не только для галочки, но и для души. На другой же чаше весов были ежедневная изнуряющая аппаратная борьба, интриги, а главной ценностью считалось преодоление следующей ступени на карьерной лестнице. Но в газетах об этом не писали, да и литература такие сюжеты обходила стороной. Только Виль Липатов опубликовал экранизированную впоследствии повесть «И это все о нем» — романтическую сказку о современном комсомольском вожаке (его сыграл молодой И. Костолевский), пытающемся возродить былой бескорыстный энтузиазм. Кстати, герой Липатова погиб вовсе не случайно. Думаю, автор просто не знал, что с ним делать в предлагаемых временем обстоятельствах».

В райкоме Юрий проработал год: с декабря 1977-го по декабрь 1978-го. Его ценили за креативный, как сказали бы сегодня, подход к делу. Он организовал устный журнал для молодых педагогов, который назывался «Учить и учиться», выпуски журнала ежемесячно проводились в Доме учителя на Пушечной, где теперь Москонцерт. Юрий был горазд на организацию интересных, не для галочки мероприятий. Но вряд ли сослуживцы догадывались, что их исполнительный коллега уже смотрит на жизнь райкома с особым писательским прищуром.

За все 60 лет существования ВЛКСМ так, как он, о комсомоле еще не писали. И дело даже не в иронии, в конце 1920-х как будто навсегда ушедшей из советской литературы (иронии, не издевке, которой были исполнены публикуемые на Западе творения тех, кто не принимал советской власти). Дело в дотошно-реалистичном изображении бюрократического механизма власти.

Пока Юрий занимался в райкоме учительскими организациями, первый секретарь Бударин ушел на повышение и в райком пришел новый руководитель — Валерий Поспелов (ныне банкир и благотворитель), который предложил Юрию перейти в штат, окончательно связав свою судьбу с аппаратной работой. Но тот неожиданно сделал иной выбор.

Как ни странно, на комсомольском учете он состоял в Московской писательской организации. Средний возраст столичных писателей в ту пору составлял 67 лет, а комсомольцев (до 28 лет) в СП было меньше, чем тех, кому перевалило за сто. Помимо горстки молодых писателей в «первичку» входили сотрудники аппарата Московской писательской организации и Союза писателей СССР, литературные секретари и комсомольцы редакции журнала «Юность». Всего получалось человек сорок, а поскольку организация объединяла творческих людей, она была на особом счету. Традиционно эту общественную нагрузку — «комсорг Союза писателей» — нес какой-нибудь сравнительно молодой поэт, достойно представлявший организацию везде, где следовало. В свое время ее довольно долго возглавлял Евгений Евтушенко, после него тоже были поэты Инна Кашежева, Петр Вегин, Сергей Мнацаканян.

Когда Юрий вернулся из армии, ему следовало в течение месяца встать на комсомольский учет по месту работы. Работы, как мы помним, поначалу и не было. Выручил Сергей Мнацаканян, с которым Юра не раз выступал на различных вечерах. Учитывая газетные и журнальные публикации и участие Полякова в семинаре на Красной Пахре, Сергей принял активного литератора на учет, хотя это и было не совсем по уставу. Понять его можно: многие комсомольцы вверенной ему организации были из литературных семей, и их общественная активность, как говорится, стремилась к нулю. Но кто-то ведь должен был устраивать субботники в подшефном зоопарке, выступать в школах и ПТУ, да и Ленинский зачет и Трудовую вахту навстречу шестидесятилетию ВЛКСМ никто не отменял. В те времена в престижные, тем более творческие профессии из нижних социальных страт попадали только очень целеустремленные и цельные личности. Встав на учет в комсомольскую организацию Союза писателей, Юрий сделал первый шажок к своей цели. Вот что сам он говорит о советской системе социальных лифтов: «Ныне все, окрашенное в советские, партийные или комсомольские цвета, принято подавать как негатив, возможный только в «тоталитарном совке». Это, конечно, не так. Никого ведь не смущает, что многие западные знаменитости начинали свое восхождение к профессиональным высотам, например, с бойскаутского движения или с молодежных отделений крупных политических партий. На мой взгляд, различного рода объединения и институты советской эпохи давно пора рассматривать без идеологического предубеждения как историческую реальность. В противном случае как нам оценивать отдельные периоды биографии многих известных людей? Например, как объяснить увлечение общественной работой пламенной комсомолки 1950-х Натальи Дмитриевны Солженицыной?» Тем временем Сергею Мнацаканяну перевалило за тридцать, и партком Московской писательской организации озаботился сменой комсорга. Вполне закономерно выбор пал на Полякова: высшее гуманитарное образование, публикации в центральной прессе, служба в армии, опыт комсомольской работы и работы в райкоме. На это скромное, не обеспеченное зарплатой место рассматривались тогда еще две кандидатуры: поэт Владимир Топоров и драматург Александр Ремез. Первый незадолго до этого, находясь в творческой командировке, попал в пьяную драку, а второй, по слухам, собирался возвратиться на историческую родину. Оба они, очень талантливые люди, не реализовавшие отпущенный им дар, до срока ушли из жизни, как показывает практика, от интернационального, а не чисто русского, как принято считать, недуга.