Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сергей и Лариса условились менять друг друга каждые два часа, чтобы у каждого было время отдохнуть. День был невыносимо жесток и тяжел, но и ночь не сулила покоя. Ценна была каждая минута. Женская палатка была отведена для временного отдыха и ночлега. Незадолго до полуночи Лариса сменила коллегу, прощупав компрессы, а заодно измерив температуру Мицкевича, и убедилась – каких-либо сдвигов в положительную или отрицательную сторону не произошло.
Где-то на втором часу дежурства её начало клонить ко сну, она мужественно боролась с подступавшей дремотой, но зевота становилась всё более навязчивой, а глаза предательски слипались. В палатке у выхода горела керосиновая лампа, разгонявшая темноту – густую, тихую, гнетущую. Иной раз, сомкнув глаза, девушка теряла явь, мгновенно погружаясь в сон, но резкий толчок дергавшейся головы, тут же выводил Ларису из забытья в реальность.
В палатке вновь было душно от дыхания двух людей, но открыть теперь, когда снаружи роились полчища кровососущих насекомых, было просто безумием. Придётся терпеть до утра, зато воздух в первых сумерках будет особенно чист и прохладен.
Глаза вновь закрылись, она рванула голову вверх, силясь оторвать подбородок от груди. Лицо, казалось, налившимся свинцом, не поддалось сразу. Разомкнув веки, она обнаружила лампу потухшей. Брезентовый полог был распахнут настежь, впуская ночной воздух и непроницаемую тьму. За спиной кто-то был, она уловила шумное, глубокое дыхание.
– Сергей? – Робко прошептали её ставшие вдруг непослушными губы.
Холодок страха прошёлся по спине прежде, чем она ощутила, как некто обнюхивает её с затылка до шеи, алчно втягивая воздух. Сергей должен был спать в соседней палатке. Может, Мицкевич? Но тот лежал подле неё, она отчётливо слышала его сиплое, размеренное дыхание.
Тело оцепенело, Лариса сидела, боясь шелохнуться, и ждала, когда незнакомец соизволит показать себя, выйдя вперёд. Но волна страха сильнее сжала её остекленевшее от усталости тело, девушка догадалась, кто обнюхивал её со спины, точно дикий зверь.
Людино лицо замедленным кадром возникло сбоку, приблизившись вплотную к ней, их разделяли миллиметры. Затем гостья резко подалась назад и уселась на корточки у выхода. Наконец Лариса смогла повернуть голову в её сторону, леденящее оцепенение спало. Пришлая гостья всё также сидела, замерев и вперив в неё тёмные глаза-червоточины.
– Люда, – тихонько позвала Лариса ожившую подругу. – Люда, что произошло?
Вместо ответа, девушка, встав на четвереньки, выползла наружу. Тьма за распахнутым пологом посветлела. Лариса, напрочь позабыв о Мицкевиче, последовала вслед за Людой. Та стояла меж сосен и протягивала руку. Поборов страх и подступавшую головную боль, Лариса подошла к подруге, казавшейся обычной, хоть и бледной в лунном свете. Людина ладонь была холодна, но всё же жизнь ощущалась в ней.
«Сон ли это или явь?» – помыслила Лариса, но решила в этот раз не отступать от того, что взывало к ней через ту, чьи пальцы крепко обхватили её кисть.
Ноги оторвались от земли. Люда, облачённая всё в ту же одежду, в которой пребывала в могиле, тащила Ларису за собой, увлекая в непроглядную темень всё дальше от лагеря и слабо мерцавшего жизнью костра. Странным было отсутствие страха да покой, убаюкивавший сознание. И эта незнакомая печальная улыбка подруги на лице с глазами-червоточинами.
«Это должно быть сон. Да-да, сон. Я задремала в палатке Мицкевича. Но может быть, может быть…. Та могила была сном? Как бы хотелось, чтобы мне всё приснилось. Всё-всё-всё», – проносилось в голове Ларисы.
А они парили над травами и кустами, погружёнными в ночной сон, лишь пальцы босых ног касались бархатистых верхушек кустиков, мягко провожавших случайных путников. Смолистый запах сосен вперемежку с можжевеловыми нотками вплетались в волосы, нос щекотали едкие травяные запахи, отгонявшие самую назойливую и докучливую мошкару.
Лариса уверила себя в том, что Люда ей снится, ведь не могут люди парить в воздухе, как насекомые или птицы. А они вдвоём плыли в пространстве, уводимые неведомым призывом силы. Лариса догадывалась, куда они направляются. Голова стала сильнее пульсировать, боль толчками билась в висках, угрожая захватить вскоре всё внутреннее пространство.
Вот и жидкий пролесок, а за ним редеющая земля и так чётко выведенная кривая границы. Как же ночью она была видна! В свете полной луны безликие камни лучились чёрным светом. Каждый простирал к небу рассеянный луч, отдавая иль напротив, принимая таинственную силу, что кормилась жизнью средь каменного настила.
На предельной черте Лариса заупрямилась и что есть сил, воспротивилась дальнейшему продвижению, но её путница, не замедляя хода, прорвала запретную границу. Мёртвые пальцы сдавили запястье с мощью нечеловеческой, почти сведя на нет ход кровотока в руке.
Кажется, Лариса кричала. Она не могла различить боль и страх, жизнь и смерть. Голова взбунтовалась, кровь отхлынула от конечностей и устремилась к бушующему мозгу, в глазах потемнело, в ушах стало закладывать. Люда, не оборачиваясь, тащила её поверх камней к проклятой гряде. Что должно свершиться, того не избежать.
Их Врата – так называл Мицкевич эти дьявольские стены, метавшийся теперь в лихорадке на другой границе жизни и смерти. У подножия Их Врат разбился Удалов. Да и Люда… Но почему она продолжала жить меж них после загадочной смерти? И она ли то была? Или что?
Две эбонитовые тверди, чернее ночи, озарённые ореолом крошечных огней, молча встретили двух дев. Лишь приблизившись Лариса угадала в мерцавших тут и там светочах факелы, воткнутые меж камней на земле и в узкие расселины стен. От этого невесть откуда взявшегося рукодельного огня место обрело ещё более зловещий оттенок.
Люда потянула её дальше, в обход стены. Ни единой души не встретилось, ни единого звука не раздалось. Безмолвие, которое не решалась нарушить сама природа.
– Стой! Скажи, что происходит? Зачем я здесь? – прокричала Лариса мёртвой подруге, силясь разжать нечеловеческую хватку на запястье.
Та лишь продолжала полёт, по-прежнему не выпуская из цепких пальцев руки напуганной девушки. Показалась одна из лестниц, ступени выхватывались беспокойными головками факелов, воткнутых меж каменных выступов. У подножия путь их прекратился.
– Постой, Люда! – Лариса вновь окрикнула существо в обличье подруги. – Я хочу знать.
Она ожидала игнорирования или дальнейшего волочения её на ступени стены, ибо уже догадалась, куда несла их неведомая сила. Но на удивление холодная рука разжала пальцы и выпустила занемевшее запястье. Люда посмотрела ей в лицо, глаза, заволоченные непроглядной тьмой, не моргали. Губы быстро зашевелились, но ни звука не вырвалось наружу. Тогда она указала на подножие стены
