Всё проходило обычно, люди взобрались на стены и весело махали друг другу из-за спин каменных грифонов. И вот тут произошло нечто неожиданное и внезапное для всех. Удалов покачнулся, – он стоял слишком близко от края и беспечно придержался одной рукой за крыло статуи, – затем удивлённо охнув, соскользнул вниз. Мицкевич и Сергей не успели даже вскрикнуть, так быстро всё произошло. Несчастный Пётр Иванович, прежде чем его тело достигло каменной насыпи земли, несколько раз ударился о боковые торцы стен – проход меж врат был достаточно узок. В той непередаваемой тишине слышался каждый удар тела о камни и характерный хруст ломавшихся костей, казалось, безжалостным эхом разносился повсюду. Эту картину Сергею никогда не забыть.

Но сильнее всего потрясло парня видение Люды, стоявшей на том месте, откуда упал Удалов. Девушка спокойно смотрела вниз, а потом подняла лицо и посмотрела на испуганных мужчин – её глаза были черны и непроницаемы. На уголках губ застыла зловещая кривая усмешка. Да-да, именно так. Не улыбка, а усмешка. Затем она зашла за спину грифона и скрылась, но Мицкевичу и Сергею было не до неё. Они кинулись вниз по ступеням. Как они только не сорвались вслед за своим старшим товарищем, торопясь покинуть стену? Вероятно, случай хранил их.

В молчаливом проходе они обнаружили переломанного и окровавленного, но ещё живого Удалова. Дыхание было слабым и прерывистым, из правой руки торчала кость, обе ноги неестественно вывернуты. Мицкевич тут же направил Сергея в лагерь за брезентом – необходимо было перенести раненного к палаткам, а о дальнейшем страшно было думать. Лучше действовать, не задумываясь. Иначе руки опустятся.

Лариса прихватила с собой сумку с лекарствами и бинтами, но прежде, чем пересечь роковую границу леса и врат, она подобрала несколько крепких сучьев, которые должны были послужить наложением шин переломанных конечностей.

Скорость заметно снизилась у самих стен, неровная заострённая поверхность камней, мешала прийти на помощь пострадавшему товарищу как можно быстрее без риска подвернуть ногу, растянув лодыжку, или того хуже.

Ларису одолевало дурное предчувствие, а нараставшая мигрень вцепилась в голову чёрными когтями, как только девушка ступила на серые камни. В голове назойливым роем ночных мошек метались беспокойные мысли, одна другой устрашающе. Лицо Люды стояло всю дорогу перед ней, то оживлённое и радостное в первый день экспедиции, то замкнутое и отрешённое в последующее время. Она не понимала, что происходит с её подругой, пусть и не самой близкой, но всё же. Лариса чувствовала особую ответственность за жизнь и судьбу своей палаточной соседки, и её особенно тревожили внезапные исчезновения из лагеря Люды, после которых та вела себя всё более чудаковато. А этот сегодняшний инцидент на Вратах? Как Люда могла оказаться там, когда находилась под присмотром Ларисы? Девушка была абсолютно уверена, что перед тем, как Сергей так внезапно объявился на поляне, она заглядывала в палатку и её молчаливая коллега там что-то нервно вписывала в тетрадь, сидя на одном и том же месте!

Нет! Сергею привиделось, там не могла быть Люда. Верно, солнце сыграло злую шутку со зрением молодого человека. Ну не могла там оказаться Люда, не могла! Она просто физически не успела бы туда попасть. Да и по расчётам времени, Лариса могла поклясться кому угодно, что девушка в момент несчастья была в лагере. Но куда всё-таки пропала Люда?!

Наконец, они добрались до рокового проёма Врат, ещё издалека Лариса заметила фигуру Мицкевича сидевшую средь серой массы камней, голова мужчины была низко опущена. Чуть ближе стало видно, что склонился он над чем-то буро-серым, резко контрастирующим с каменным ложем. Ещё несколько метров и у девушки ёкнуло внутри – она уже знала, не видела, но знала, что они с Сергеем опоздали.

Мицкевич не встал и не дрогнул, когда племянник и его спутница задыхаясь от жары и бега, подошли. Он лишь приподнял голову и, едва окинув невидящим взглядом пришедших, отвернулся.

– Всё кончено. Он мёртв. – Его голос высох и охрип. – Мы потеряли нашего руководителя.

Тело Удалова лежало перед ним, в том положении, в котором его запомнил Сергей. Теперь лицо погибшего было спрятано под свитером, которым, сняв с себя, его заботливо укрыл от живого мира Мицкевич. Комбинезон почти полностью пропитался кровью, лишь маленькими островками зияли неохваченные фрагменты серого комбинезона. Одного этого вида было достаточно, чтобы понять – Удалов был обречён, спасти бы его не удалось в любом случае.

– Нужно перенести его тело, – сказала Лариса, она нехотя принялась разворачивать брезент.

– Согласен, – поддержал её Сергей. – Юрий Михайлович.

– Что? – Мицкевич был растерян и не соображал до конца, случившееся оказался слишком неожиданным для него.

– Помогите нам с Ларисой переложить тело на…

– Тело? Уже так ты называешь его? – вскричал Мицкевич, вскочив с камней. – Ещё недавно он был для тебя человеком и каким?! С большой буквы человек! И вот он уже тело! Да если бы не он, ни ты, ни я не увидели этого места и не коснулись чуда!

– Успокойтесь, Юрий Михайлович, – вступилась за товарища Лариса. – Сергею и мне тоже очень тяжело осознать, что Петра Ивановича больше нет с нами. Но нужно его перенести в лагерь, не дело, если мы оставим его здесь.

– О боже! Почему он? Почему именно тогда, когда оставалось всего ничего, всего шаг до всемирного открытия? – Мицкевич закрыл ладонями лицо.

– Серёж, нам вдвоём придётся всё сделать, – тихо сказала Лариса. – Твой дядя не в состоянии сейчас.

Сергей кивнул, ещё раз Лариса поразилась, как за несколько дней он поменялся, возмужав из скромного, зажатого в общении, юнца в решительного и сильного мужчину. Эта экспедиция расставила все точки, открыв людей с лучших и худших сторон.

Вдвоём они кое-как выпрямили конечности покойника, раздавался противный хруст ломаных костей, тело было ещё тёплым и поддавалось, извергая истончавшиеся ручейки крови рваных ран. Края полотнища привязали с двух сторон к сучьям, принесённым Ларисой, чтобы удобнее было нести Удалова.

– Юрий Михайлович, идёмте, здесь делать нечего, – обратилась Лариса к Мицкевичу, он застыл и с растерянным видом смотрел на то место, где серость камней раскрасилась в алый цвет.

– Дядя Юра, пожалуйста, идёмте с нами, – позвал его племянник.

– … но я не знаю, как… как? – Голос Мицкевича хрипел и боролся со спазмами, по щекам текли слёзы, которые он тут же неуклюже утирал.

– Мы справимся, Юрий Михайлович, – мягко добавила девушка, ей самой хотелось плакать, но кто-то обязан был остаться в этой ситуации спокойным и