Девушка откачнулась к стене: не держали ноги, тяжело повисли руки, словно не осталось ни воли, ни сил их поднять. Царапая спину о грубый камень, она сползла на землю, и руины встали вокруг нее щитом. Голова ее упала на грудь, когда она отдала последнее, что в ней оставалось, на укрепление сети, которая теперь виделась ей обвившей запнувшиеся ноги Аффрика.

Она дрожала от холода. Кругом лежала тьма, и она больше не слышала гула, питавшего энергией мысленную стрелу Уннанны. Слышался только шепот ветра. Подняв голову, Турсла увидела ночное небо в проеме рухнувших стен.

В небе танцевали две ночные бабочки – тени крылышек очерчивались слабым сиянием ночи, выдавая их полет в глубокой тьме. Взад и вперед вела их пляска, они встречались и расставались. Потом та, что была больше другой, витками спорхнула вниз и на краткий миг коснулась промокшего от росы платья на груди Турслы, взмахнула крылышками, заглянула в глаза девушки огоньками своих глазок – или так почудилось очарованной девушке.

– Сестра, – шепнула Турсла. – Привет тебе. Доброго полета в твоей ночи. Да пребудет с тобой благословение самого Вольта.

Бабочка задержалась еще на миг и упорхнула. Турсла с трудом поднялась. Тело ныло, как после целого дня за станком или на жатве. И, попытавшись собраться с мыслями, она почувствовала, что отупела.

Придерживаясь рукой за стену, она поспешила вперед. Все ушли – кресло Вольта опустело. Турсла остановилась в нерешительности. Не попытаться ли снова? В ней поселились тоска, странное влечение. Хотелось увидеть, как там тот всадник. Как назвала его Мафра? Саймонд – странное имя. Турсла повторила его шепотом, словно пробуя на вкус, сладко звучит или кисло:

– Саймонд!

Но ответа не было. И она знала, что, даже если снова сядет в кресло Вольта, на этот раз ответа не будет. То, что она совершила или попыталась совершить этой ночью, вычерпало ее до дна. Ей нечем было подкрепить свой вопрос.

Медленно, спотыкаясь на обломках стен и россыпях камней, она выбралась из жилища Вольта. И не раз присаживалась отдохнуть, одолевая обратный путь. Потом ей пришлось употребить все свое умение, чтобы пробраться в свой уголок в доме Мафры. Можно ли будет рассказать Матери клана о случившемся ночью? Может быть – но не в такой же час. Ей меньше всего хотелось тревожить спящих.

Турсла опустилась на спальную циновку. Перед глазами стояла одна картина, уже размытая дремой: Аффрик сражается со спутавшей ноги сетью, разевая рот в испуганном крике. И Турсла, не замечая того, улыбнулась, погружаясь в сон.

Туман тяжело окутал остров, где стояли древние дома кланов, повис занавесями от стены к стене, превращая тех, кто выходил наружу, в снующие тени. Жемчужинки росы серебрились на каждой поверхности, крупными каплями скатывались вниз. Влага липла к коже, пропитывала волосы и одежду.

Турсла всю жизнь видела болотные туманы. И все же такого густого не припоминала; и казалось, ее тревога отвечает охватившему все дома беспокойству, потому что ни один охотник не вышел в лес, а те, что были внутри, разводили поярче огонь, теснились к свету и теплу. И пожалуй, не столько к теплу, от которого одежда курилась паром, сколько к свету, веселившему душу.

Турсла снова отыскала Мафру. Но Мать клана была неразговорчива. Она сидела неподвижно, устремив немигающий слепой взгляд на огонь и людей вокруг, но сама не думала присоединиться к кругу сидящих. Наконец Турсла, расхрабрившись от недоброго предчувствия, робко коснулась рук Мафры, лежавших на коленях ладонями вверх.

– Мать клана?..

Мафра не повернула головы, хотя Турсла не сомневалась – заметила. Когда же она заговорила, то ее тихий голос звучал только для ушей Турслы.

– Дитя-бабочка, он уже здесь…

Кто – он? Туман? Или что другое, неподвластное Силам Матери?

– Что делать, Мать клана? – девушка беспокойно заерзала.

– Этих безумцев ничем не остановишь. Пока… – с горечью отозвалась та. – Ни на кого не полагайся, кроме себя, дитя-бабочка. Злу открыли путь.

В этот миг за дверями дома (подобно реву большого зверя) прозвучал крик, вскинувший на ноги и Турслу, и остальных. Никогда еще девушка не слышала подобного звука.

На этот призыв отозвались криками сидевшие у огня – все теперь обернулись к затянутым туманом дверям, бросились к ним, и тогда Турсла поняла. Это была Великая Тревога, прозвучавшая впервые на памяти девушки, да, пожалуй, и всех остальных. Только непреодолимая угроза могла вынудить часовых на дороге к внешнему миру подать такой сигнал.

– Девочка! – Мафра тоже встала, схватила Турслу за плечо. – Поделись со мной Силой, дочь! Зло и трижды зло рядом с нами. Эта дорога ведет во Тьму!

И она, так редко покидавшая свою нишу, заковыляла рядом с Турслой. Ее хрупкое тело поначалу тяжело навалилось на плечо девушки. Но Мафра тут же выпрямилась, и, казалось, силы вернулись к ней – она сделала шаг, другой.

Они вышли в густой туман. В нем можно было различить лишь стоящих совсем рядом, да и то смутно. Мафра потянула Турслу за руку, – видно, слепая хорошо знала дорогу.

– Куда мы?..

– В дом Вольта, – ответила ей Мафра. – Они захотят довести начатое до конца – осквернить самое сердце всего, чем мы были и есть. Они будут убивать во имя Вольта. А убивая, навлекут смерть и на себя – за убийством следует убийство. Они выбрали свой путь – и он ведет ко злу!

– Чтобы остановить…

Спутница прервала Турслу:

– Да, остановить их. Девочка, открой свои тайные мысли, дай волю тому, что в тебе скрыто. Другого средства нет! Но поспеши!

Турсла никогда не подозревала, что в Мафре остались силы на такую быструю поступь. Они шли не одни – в ту же сторону двигалась целая толпа. Камни старинной дороги стали скользкими от воды, но Мафра, хоть и незрячая, ни разу не оступилась.

Они достигли обвалившихся стен дома Вольта. Но никто не остановился, пока не подступили к его креслу. Здесь, может быть, сами камни своим дыханием разогнали туман, он крышей навис над головами, но уже не скрывал того, что лежало под ним.

Зажгли свечи-лучины в сосудах по сторонам кресла. И в руках выстроившихся вдоль стен людей загорелись факелы. В кресле Вольта снова сидела Уннанна. Сжимая пальцами гигантские подлокотники, она наклонилась вперед с жадным выражением на лице.

Те, на кого был устремлен ее взгляд, стояли внизу, у подножия кресла. Там был Аффрик, но в его осанке не осталось ни капли той надменной гордости, с какой он уходил отсюда исполнять волю Матери клана. Он был бледен, одежда в болотной грязи, одна рука притянута к боку лыковыми полосками – так делали, чтобы вправить и дать срастись сломанной кости.

При виде его Турсле вновь представилась картина: Аффрик спотыкается, словно запутавшись в силках, спотыкается и падает ничком, заваливаясь на резной столб с вырезанным ликом Вольта. Ее желание – ее сон! Неужели это она так обошлась с Аффриком? Но если так, она не добилась, чего хотела. Потому что между двумя спутниками Аффрика стоял увиденный ею на дороге всадник – тот, кого Мафра назвала Саймондом.