За дверью послышались приближающиеся шаги.

Поразительно, как она посмела ему отказать. Кай не мог выбросить из головы ее обвинительный тон и страх. Но, несмотря на это, она все равно смела ему угрожать. Никто не смел. После того, что произошло в тронном зале, после того, как все узрели его власть и силу, ни один министр или советник не смел выказать своего неповиновения. Они, затаив дыхание, внимали каждому его слову, обещая все исполнить. Гонцы немедля выдвинулись в путь, чтобы сообщить всем о смене власти. Состоится коронация, и русал хотел, чтобы присутствовали все. Чтобы все видели его триумф. Чтобы каждый от своей стороны выдвинул человека, что будет занимать высокий пост при Дворе и иметь почти что прямое отношение к власти. А южане, не наделенные особенными умениями, будут безропотно подчиняться им всем.

Облаченный в дорогой камзол василькового цвета, Кай шел к Этне. Пока еще он был готов предоставить ей власть и все то, что причиталось ей по праву рождения. Но его благосклонность отнюдь не бесконечна. Ей лучше сделать верный выбор и не разочаровывать его. Будет неприятно причинять ей боль. Он все еще корил себя за то, что не сдержался вчера, решив показать ей, что будет в случае неподчинения. Ему бы не хотелось делать больно той, кого он смог полюбить. Ей же будет лучше, если она примет власть.

После вчерашнего небольшого шоу по Югу расползлись вести о том, что вернулся Изгнанник и Спящая. О пророчестве, что узрели морские люди, почти никто не знал. До вчерашнего дня. Но после его пересказывали друг другу, сообщая о девушке, которой огонь не причинял никакого вреда, дополняя рассказы своими выдумками. Справедливый знал, что у Спящей, как и у него самого, были как соратники, так и враги. Не все хотели возвращать Смерть, привыкнув к такому порядку. Но, несмотря на это, когда они взойдут на престол, все молча преклонят пред ними колени.

Стражи, стоящие около входа в покои Этны, молча поклонились ему, распахивая двери. Кай не заметил ее на кровати, немного хмурясь, проходя вперед, позволяя дверям за спиной закрыться. И тогда она явила себя. Его огненная роза с полыхающими очами и горящими шрамами. С огнем в руке вместо меча. Она просто кинулась на него, хватая горячей рукой за лицо, с ненавистью глядя в глаза.

Кай привык к боли. Она была частью его жизни. За могущество и красоту всегда приходится платить. Боль была его верной спутницей и подругой все эти долгие годы. Он научился не кричать от боли, когда соленая вода касалась кожи, запуская процесс обращения. Это было тяжелое привыкание, но он справился с ним.

Справедливый сжал челюсти, чувствуя опаляющее сильный жар на своей горящей коже. На миг он зажмурился, рыча и пропуская боль сквозь себя, позволяя той ускорить сердцебиение и пройти дрожью вдоль позвоночника. Но после он сжал кулаки, чувствуя капли воды на ладони. Схватив Этну за руку, он оттолкнул ее от себя, потушив прикосновением пламя и лишь после прикасаясь влажной ладонью к правой части обожженного лица. Он все видел, но мир кружился пред его очами от боли, яркими импульсами отзываясь под кожей. Спящая едва не упала на пол. Она вновь хотела призвать пламя. Она почти вновь ринулась на него, но Кай был быстрее. Знакомый ледяной холод прокатился по венам. Сердце вернулось в прежний размеренный ритм, пока Этна оторопело застыла на месте. Мир пред ее очами замедлялся по его велению. Сам Кай расплывался и светился. Он знал, как работает его сила. Знал, что она видит и как напугана.

— И тебе доброе утро, Этна, — русал, стиснув зубы, еще раз прикоснулся влажной ладонью к пострадавшей части лица, остужая ее. Звуки боли с тихим рычанием вырывались из его груди, несмотря на все попытки заглушить их. К этому он не был готов. К такой внезапной и опаляющей боли. Вода всегда заглушала любые звуки, но теперь слышать их было странно. Кай убрал руку от лица, чувствуя запах паленой плоти. — Я так понимаю, ты все еще не хочешь править вместе со мной? А я так надеялся на то, что ты сделаешь верный выбор.

Удерживая ее на месте с помощью иллюзии (сейчас ему не хотелось в полной мере демонстрировать свои способности), Справедливый подошел к зеркалу в полный рост, являющемуся потайным ходом. Некогда бледная кожа лица покраснела и воспалилась. Уголок век был опален, но глаз не пострадал. Он ясно видел след ее ладони на лице, тянущийся вниз к обожженным губам, перепачканным кровью. Он вытер рот, все еще ощущая, как боль терзает его изнутри. Ничего, он исправит это. Целители исправят.

— Стража! — двери вновь распахнулись и вошедшие стражники, не без удивления на лицах, посмотрели на него. — В темницу ее.

Он оказался быстрее и сильнее. Этна не могла не радоваться тому, что смогла обжечь Кая, но тот факт, что это было слабой и неудачной попыткой, не покидал ее разум. Он не убирал иллюзии до тех самых пор, пока они не оказались в сырой темнице со спертым воздухом. Все расплывалось и замедлялось перед глазами, так, что она даже не смогла ничего рассмотреть, лишь допустила мысль о том, что где-то здесь должны быть королевы, камеристки и… Андерс. Андерс, который, кажется, разочаровался в ней после того, как узнал, что она сделала. Хотела бы она поговорить с ним и объясниться.

Прежде чем бесцеремонно толкнуть ее на грязный пол одиночной камеры, руки за спиной сковали тяжелыми стальными оковами, захлопнув путь на свободу прямо перед ее носом. В двери было небольшое окошко, которое со скрипом и лязгом отворилось. В открытом проеме показалось лицо Кая, больше не искаженное яркой иллюзией.

— У тебя есть время подумать над своим поведением, Этна. Я все же надеюсь, что ты передумаешь, — лицо русала было искажено ожогом в том месте, где она коснулась его, намереваясь причинить боль и одолеть. Кожа опухла и некрасиво покраснела. Бледные обожженные губы были красными из-за застывшей крови. Вспоминая тот миг, когда ее огонь коснулся его, она поняла, что даже не слышала его крика. Будто ему не было больно. Будто он умел подчинять себе это чувство, привыкший к нему за столько лет.

— Используй мазь из календулы против ожога, — посоветовала она ему, с ненавистью глядя на то, как он привычно усмехается. Правда, усмешка была недолгой: Кай поморщился, осторожно прикоснувшись языком к пострадавшим губам.

— Разумеется.

И он закрыл окошко, оставляя ее в одиночестве. В маленькой камере почти ничего не было. Голый пол с остатками сухой соломы да маленькое решетчатое окошко почти под самым потолком. Ни тюфяка, стула или чего-то подобного не было. Сейчас через проем света она видела, как солнца золотили небо, приветствуя новый день. Второй день, начинающийся с поражения. Ее поражения.

Спящей вновь захотелось закричать. Заплакать. Начать рвать и метать. Орать. Жечь. Но она просто осела на холодный пол, едва не завалившись в бок из-за скованных за спиной рук. Чувствуя себя преданной и абсолютно бессильной, Этна постаралась поудобней устроиться на неудобном полу. Сколько она будет сидеть здесь? Как долго он будет терзать ее, прежде чем она сойдет с ума и сдастся?

Кай ведь запросто мог устроить ей это. Его сила пугала. Вчера он заставил ее захлебываться водой, но уже сегодня этой же водой он смог заставить ее огонь потухнуть. Откуда он вообще ее брал? Как она могла появиться на его руках, не причинив вреда? Еще вчера Этна была уверена в том, что вода, заполнившая ее легкие — соленая, но теперь ее уверенность таяла, будто снег весной. Если бы она была соленой, то Кай бы обратился в русала, разве нет? Она ничего не понимала. Не понимала, как он обрел такую силу. И не понимала, как будет противостоять ему, отрезанная от своего огня и внешнего мира.