Наместники императора по всей стране буквально через день присылали телеграммы с однозначным предупреждением о том, что «определенно не будут подчиняться» указам Цыси. Впервые за все время ее правления подавляющее большинство местных феодалов, служащих опорой империи, совершенно определенно утратили веру в Цыси. Никогда она не чувствовала себя такой одинокой. Когда Цыси в возрасте двадцати пяти лет замышляла дворцовый переворот; когда она по собственному усмотрению выбрала трехлетнего мальчика на престол; когда на протяжении десятилетий правила империей без полномочий на это; и даже когда сделала императора своим пленником – во все эти времена находились сановники, оказывавшие ей поддержку. Теперь поддержать ее было некому.

Одиночество ее не пугало. Решительная Цыси продолжала править единолично, делая ставку на то, что сможет найти средства для отражения вторжения иноземцев. При этом она совсем не хотела втягивать в это дело всю империю и положительно подталкивала наместников к тому, чтобы они держались подальше от ее игры. Она потребовала, чтобы они берегли свои собственные территории и действовали «самым прагматичным» образом. С безмолвного согласия вдовствующей императрицы влиятельнейшие наместники во главе с Ли Хунчжаном и Чжан Чжидуном подписали с представителями западных держав пакт о нейтралитете, послуживший обеспечению мира на остальной территории Китая, прежде всего на юге, и сокращению области военных действий территорией между фортами Дагу и Пекином. Население подавляющего большинства провинций уберегли от насилия ихэтуаней.

По мере приближения союзников к Пекину Цыси пришлось все настойчивее просить о мире. Она пригласила Ли Хунчжана, все еще служившего в Кантоне, прибыть в столицу, чтобы по ее поручению приступить к переговорам. В качестве стимула она пообещала ему должность, о которой он мечтал, – наместника в Чжили. Раньше он с радостью взялся бы за переговоры, но теперь заупрямился. Ли Хунчжан знал, что, кроме капитуляции, других вариантов в его распоряжении не оставалось, а к ней вдовствующая императрица не была готова, она надеялась на более выгодные условия прекращения войны. На самом деле она готовилась к продолжению борьбы и, даже когда войска европейских союзников подошли к самым стенам Пекина, занималась подвозом боеприпасов и войск для обороны столицы. Между тем Ли Хунчжан добрался всего лишь до Шанхая, где остановился, сказавшись больным. Тем временем наместник Чжан Чжидун собрал длинный список подписей сановников, в том числе наместников императора в шести провинциях, плюс ряда губернаторов и генералов, под просьбой к Цыси разрешить Ли Хунчжану провести переговоры с представителями западных держав в Шанхае. Редко так случалось, чтобы под челобитной подписывалось столь много влиятельных местных деятелей.

Цыси совершенно определенно считала так, что без ее прямого надзора исход предстоящих переговоров окажется неприемлемым, и отвергла данное предложение. Потом она произвела предупредительный для этих челобитчиков выстрел, предназначенный прежде всего их идейному вдохновителю Чжан Чжидуну. 28 июля она распорядилась казнить двух человек, находившихся с ним в тесных отношениях. Одним из них был важный чиновник внешнеполитического ведомства по имени Юань Чан, считавшийся глазами и ушами этого наместника в Пекине. (Наместник Чжан Чжидун располагал разветвленной сетью сбора информации в Пекине, которую Цыси хотела сохранить.) Второй – Сюй Цзин-чэн служил послом Китая в Берлине во времена, когда немцы готовились прибрать к рукам Циндао. Из документов, хранящихся в немецких архивах, теперь стало известно, что он давал советы правительству Германии, «намекая – совершенно тайно, разумеется», что «угроза военной силой» служила единственным средством принуждения Пекина к передаче территории и немцам следует «просто прийти и занять бухту, которая им больше всего подходит». Кайзер прислушался к его совету и отказался от первоначального плана, который предусматривал более миролюбивый подход. Кайзер сказал немецкому канцлеру принцу Гогенлоэ, что «нам на самом деле должно быть стыдно, когда нам приходится выслушивать китайского посла, советующего нам, тупым немцам, как себя вести в Китае ради своих собственных интересов». Посла Сюй Цзинчэна вполне могли мучить угрызения совести, так как на плахе он внешне смирился с собственной смертью: «Аккуратно сложив свой головной убор с халатом, он опустился на колени головой на север [направление на престол], положил голову на землю и выразил благодарность трону. На лице его отсутствовало выражение недовольства или претензии».

Казалось, что Цыси заранее знала об измене посла Сюй Цзинчэна. В императорском указе по поводу казни этих чиновников говорилось, что они «вынашивали личные интересы, когда вели дела с иностранцами, в ущерб интересам государственным». Неопределенность обвинений преступников, связанных с той или иной заморской державой, была в духе вдовствующей императрицы.

Наместник Чжан Чжидун понял, что казнь этих людей служила предупреждением ему самому. Он на самом деле вступил в сговор с представителями западных держав, в частности Британии и Японии, и те ценили его услуги весьма высоко. Он прославился как человек безупречной честности, предпочитавший носить одежду из грубого хлопка, а не из мехов и тонких шелков; который решительно отвергал подношения и не накопил личного состояния. Когда он умер, у его семьи не хватило денег, чтобы оплатить достойные похороны. Предметами страсти для него служили природа и кошки, которых он держал несколько десятков и заботился о них. Представители Запада, имевшие с ним дело, считали Чжан Чжидуна человеком «исключительно честным и преданным делу повышения благосостояния своего народа», «настоящим патриотом». Он относился к тем немногочисленным чиновникам, которых японцы причисляли к категории неподкупных и заслуживающих настоящего уважения. Бывший премьер-министр Японии Ито Хиробуми назвал этого наместника «единственным человеком», способным справиться с неподъемной задачей реформ в Китае; а англичане выделяли его как человека, с которым они в первую очередь хотели бы вести дела. Разочарованный в Цыси и полагавший, что, раз уж ее вынудили покинуть Пекин, правительство вдовствующей императрицы должно прекратить существование (и такое мнение разделяли многие), этот наместник размышлял над тем, как занять ее место. Его представитель в Токио, официальная работа которого заключалась в надзоре над учащимися из подчиненных ему провинций, сообщил своему японскому знакомому следующее: «Если владельца престола вынудят покинуть Пекин (он может отправиться в Сиань) и империя Цинов останется без правительства», наш наместник «будет готов вступить в дело и сформировать новое правительство в Нанкине вместе с еще двумя или тремя наместниками». Точно такое же послание передали англичанам. Ради подготовки к такому варианту развития событий Чжан Чжидун попросил японцев предоставить ему командиров-офицеров и оружие. Цыси могла не знать больших подробностей всех этих козней, но она располагала толковыми лазутчиками, а также владела мощным врожденным чутьем.

Цыси предостерегла наместников от тайных сделок с заморскими державами, довела свою войну до конца. После стратегического поражения, открывшего путь на Пекин, ее командующий на этом фронте застрелился. На его место она назначила губернатора Ли Бинхэна, который остановил Цыси, попытавшуюся выбить деньги из населения на восстановление Старого летнего дворца, за что его повысили в должности, и которого потом по требованию немцев разжаловали, так как он настаивал на сопротивлении их оккупации. Ненавидевший захватчиков всем своим сердцем, он поклялся Цыси воевать до последнего вздоха; и при этом Ли Бинхэн считал эту войну безнадежным делом. Его армия полностью разложилась, и солдаты просто отступали, не ввязываясь ни в какие стычки, и десятками тысяч останавливали любое движение по дорогам. Отступая, они грабили и сжигали деревни и города, которые оставляли.