На самом же деле именно эти поиски и помогали Жерару держатьсяна плаву все эти годы.

Вот уже двадцать семь лет он разыскивал отца и сестру и ужедавно понял, что никогда не найдет их. И все же он снова бросался на поискикаждый раз, когда мелькал очередной лучик надежды: кто-то что-то видел, илислышал, или помнил… Жерар ездил в Берлин раз шестьдесят. И все безрезультатно.Никакой зацепки. В глубине души Жерар понимал, что отец и сестра умерли. Влюбом другом случае он бы их отыскал или они нашли бы его. Его имя не так ужсильно изменилось. Герхард фон Готхард стал Жераром Годаром. Ведь после войныносить немецкое имя во Франции означало навлекать на себя ненависть,оскорбления, гнев, даже побои. Долго выносить подобную жизнь Герхард не смог.Старику пришло в голову изменить имя юноши, и по тем временам это было весьмамудрое решение. А сейчас, после стольких лет, Жерар ощущал себя куда большефранцузом, чем немцем. Да и вообще какая разница! Все равно ничего не изменишь.Мечтам не суждено было сбыться.

Иногда он думал, а что произошло бы, если б он в самом делеразыскал их? Неужели все действительно переменилось бы? И отвечал себе: да. Оннаконец нашел бы в себе мужество расстаться с Жизель; он, может быть, стал быстроже относиться к детям, а то и вовсе продал бы галерею и зажил в своеудовольствие. Он улыбнулся своим безудержным фантазиям. Втайне он понимал, чтовстреча с родными стала бы не концом мечтаний, а началом новой жизни.

На следующее утро Тамми и Ноэль попрощались с Бригиттой иБернаром и уже собрались покинуть дом, как по лестнице торопливо сбежал ЖерарГодар. Он взглянул Ноэлю прямо в глаза, представляя себе, а что, если… но нет,это сумасшествие… не может быть… но вдруг эта миссис Томас хоть что-нибудьзнает… С этой безумной мыслью Жерар Годар жил почти тридцать лет.

– Большое спасибо, мистер Годар.

– Не за что, Ноэль… Тамара… Надеюсь, мы увидимся снова.

Больше он им ничего не сказал, лишь помахал в ответ.

– Мне понравились твои друзья из Нью-Йорка, Бригитта.

Жерар тепло улыбнулся дочери, она в ответ одарила его стольже нежной улыбкой. Отец всегда был таким далеким, таким печальным, такимнесчастным. Всю свою жизнь она чувствовала его отстраненность.

– Мне они тоже нравятся, папа. Очень милые.

Бригитта смотрела, как он задумчиво расхаживает по комнате.А позже тем утром она услышала, как он разговаривает по телефону с «Эр Франс»,и тут же помчалась в его комнату. Мать уже ушла.

– Ты куда-то собираешься, папа?

Он медленно кивнул:

– В Нью-Йорк. Сегодня вечером.

– По делу?

Он снова кивнул.

– Можно, я поеду с тобой?

Он испуганно взглянул на дочь. Сейчас она казалась почтитакой же одинокой, как он сам. Но это путешествие он совершит без нее. Можетбыть, в следующий раз… если…

– Давай лучше в следующий раз? Мне предстоит одно непростоедело, придется повозиться. Да и потом я скоро вернусь.

Она спокойно смотрела на него.

– Ты правда возьмешь меня в следующий раз, папа?

Он утвердительно кивнул, не веря собственным ушам – онанечасто его о чем-нибудь просила.

– Обязательно.

Потом он рассеянно говорил о чем-то с Жизель, не торопясьукладывал чемодан в своей комнате. Поездка будет недолгой – день-два, небольше. Торопливо поцеловав на прощание Жизель и детей, он отправился ваэропорт. Он успел как раз вовремя к самолету Ницца – Париж – Нью-Йорк. Ваэропорту Кеннеди Жерар взял такси, остановился у телефонной будки неподалекуот ее дома и дрожащими руками набрал номер.

– Миссис Томас?

– Да.

– Боюсь, вы не знаете меня, но моя дочь – подруга Тамми…

– Что-то случилось? – перепугалась Ариана.

Голос ее был ему совершенно не знаком. Вероятно, очереднаяпустая попытка. Как и все прочие до этого.

– Нет-нет, не волнуйтесь, – торопливо успокоил онее. – Сегодня утром они отправились в Италию. Все в порядке. Знаете… яздесь по делу… продается картина Ренуара… а на меня произвело сильное впечатлениекольцо вашей невестки. Она сказала, что у вас есть еще одно, с изумрудом. А уменя как раз выдалось свободное время, вот я и подумал… – Он замолчал,удивляясь про себя, какого черта он приехал в такую даль.

– Мое кольцо не продается.

– Конечно-конечно. Я прекрасно понимаю.

Этот человек говорил так сбивчиво и неуверенно, что ей сталожаль его. Внезапно она сообразила, что это, должно быть, Жерар Годар, о которомрассказывала Тамми, и устыдилась, что ведет себя столь холодно инегостеприимно.

– Но если вы хотите только взглянуть на него, может быть,нам встретиться через некоторое время?

– Я был бы счастлив, миссис Томас… Через полчаса? Чудесно.

Жерар даже не снял номера в отеле, чемодан лежал в ожидавшемего такси, а надо было где-то провести тридцать минут. Тогда он просто велелтаксисту ездить кругами от Мэдисон-авеню до Пятой улицы. Наконец пришло времяотправляться на свидание с ней. Когда Годар вылез из машины, у него подогнулиськолени.

– Вас подождать? – предложил шофер.

Набежало уже сорок долларов, так что клиент был выгодный. Нофранцуз покачал головой и сунул таксисту пятидесятидолларовую купюру, которуюпоменял в аэропорту. Он позвонил в звонок, рядом с которым висел латунныймолоточек, и стал ждать. Ему казалось, что время тянется невероятно медленно.На Жераре был великолепно сшитый серый костюм и темно-синий галстук от Диора;белая сорочка измялась во время путешествия, но она, как и ботинки, была,несомненно, из дорогого магазина. Однако, несмотря на эту элегантную экипировку,Годар вдруг снова почувствовал себя маленьким мальчиком, ждущим отца, которыйникогда не вернется.

– Мистер Годар?

Ариана распахнула дверь и приветливо улыбнулась гостю. Наруке сверкнуло кольцо с изумрудом. Их глаза встретились – совершенно одинаковыесиние глаза. Она сначала не узнала его и ничего не поняла, но стоявший передней мужчина, чье имя было Герхард фон Готхард, знал, что наконец он нашел ее.Не произнося ни слова, он заплакал. Та самая девочка из его детства… то желицо… те же смеющиеся синие глаза…

– Ариана, – прошептал он, и его голос отозвался впамяти Арианы давно забытым: криками на лестнице, визгом, доносящимся излаборатории, играми в саду…

Ариана… Она слышала этот голос раньше… Ариана!

– Ариана!

Из груди ее вырвалось рыдание, и она бросилась к нему.

– Боже мой… Боже мой… это ты… О Герхард!

Сколько лет ей мучительно хотелось обнять его, и вот теперьона сжимала в объятиях высокого красивого голубоглазого плачущего мужчину.