— Другой бы давно уж все по своим местам расставил, — с досадой сказал Ай-Тегин. — Но что ты хочешь от этого человека? Старая мочалка он, а не эмир. Я когда еще понял, что он в делах не разбирается. Так и будут у него на шее неверные сидеть. Так на чем сошлись?

— На следующий день пришли ко мне. Так и так, мол. Надо что-то делать, а то вера совсем порушится. Я предложил идти к Большому сипах-салару. К главнокомандующему. И сказать открыто. Так и так, мол. Бухара волнуется. Не желает Бухара государя неверного. Возьми ты, Большой сипах-салар, власть государя, а мы станем твоими верными подданными...

— Это к Фариду-мукомолу, что ли? — брюзгливо спросил старик.

— Ну да, — сказал Ханджар-бек.

Старик крякнул и покачал головой. Сами пришли: на, владей!.. Какой ни будь дурак этот Фарид-мукомол, а и он сообразит, что надо соглашаться. Соглашаюсь, дескать, чтобы дела веры поправить. А при чем тут вера, если золотое яблоко Бухары падает в руки?

— Он не тюрк, — хмуро заметил Ай-Тегин. — И дурак.

Его подмывало спросить, не пробовал ли Ханджар-бек одновременно предложить будущему эмиру подходящего по его положению визиря — Ай-Тегина? Ай-Тегин старше всех, опытней... умнее, в конце концов.

Но сухое жжение в груди, какое происходит от разрушения надежд, однозначно говорило: не надо спрашивать, и так все ясно. Не пробовал он.

Эх, племянничек. Даже и мысль такая в голову не пришла. Эх, люди, люди!..

— Не тюрк, — кивнул Ханджар-бек. — Но понимает, что без тюрков к трону дороги нет.

— Ну да, — желчно сказал Ай-Тегин. — Сейчас понимает. А как доберется до трона — забудет.

— Забудет — напомним, — сухо ответил Ханджар-бек. — Слава богу, есть кому напомнить. Полно свидетелей.

— Ну да, свидетельствовала мышь на суде у кошки, — проскрипел Ай-Тегин.

Жжение в груди не утихало.

— Карим! — сипло крикнул он. — Принеси кумысу!

Они помолчали.

— Ладно, — вздохнул старик, потирая ладони. — Ну хорошо... предложили вы ему. Согласился?

— Согласился.

— Еще бы ему не согласиться, когда целое царство на блюде протягивают. — Старик снова досадливо покачал головой. — Ну и что?

— Ну и все. Сказал, что надо думать, как это дело устроить. Как ловчее подготовить, чтобы до эмира прежде времени не дошло.

— Думать... Что тут думать! Дело надо делать! Во дворец идти!

Ханджар-бек пожал плечами.

— Ну что вы говорите, дядя. Нельзя просто так идти во дворец. Охрана порубит — и до свидания.

— Охрана наша.

— Не вся, далеко не вся.

— Вот и будете рассусоливать.

Ханджар-бек вздохнул. Если бы дядя не был главой рода, давно бы следовало отправить его пасти баранов. По его великому уму — в самый раз занятие.

— В общем, разгорелся спор. Одни одно предлагают, другие другое. И все как-то неловко получается. Пока наконец один старик и говорит...

— Какой еще старик?! — возмутился Ай-Тегин. — Кто в таких делах каких-то безмозглых стариков слушает?!

— Нет, дядя, он не безмозглый, — терпеливо возразил Ханджар-бек. — Да вы знаете, наверное: говорят, он еще у великого эмира Исмаила Самани кавалерией командовал. Тулун его зовут... знаете?

— Тулун? — Ай-Тегин удивленно вскинул брови и поцокал языком. — Он жив еще? Надо же!.. Знаю я этого старого черта. Когда помоложе был, он сколько раз свою глупость показывал. Ну и что он сказал?

— Пусть, говорит, сипах-салар скажет государю: дескать, так и так, вельможи просят, чтобы я устроил угощение.

— Какое угощение?

— Угощение, — раздраженно повторил Ханджар-бек. — Вроде как пир он хочет устроить.

— Это Тулун сказал? — Ай-Тегин с подозрением смотрел на племянника. — Вот и видно, что дурак. Зачем пир? Сначала надо дело сделать, потом пировать будем.

Ханджар-бек сдержал вздох.

— Дядя, в том-то хитрость и заключается. Если сипах-салар хочет пир устроить, он должен эмира поставить в известность, верно? И эмир никогда не ответит ему: “Знать ничего не знаю, не устраивай никакого пира!”

— Ну да, — нехотя согласился Ай-Тегин.

— Он скажет иначе: хочется тебе — так и устраивай, мое какое дело. А тогда главнокомандующий пусть пожалуется на бедность.

— Сипах-салар? На бедность? Курам на смех.

Но Ханджар-бек не позволял себя сбить.

— И скажет: дескать, у сего раба есть еда и питье, а вот что касается приличных убранств, украшений, драгоценной посуды и ковров, так с этим заминка выходит. Что эмир ответит?

— Не знаю...

— Согласится! — напирал Ханджар-бек. — Как пить дать согласится. Надо тебе? Хорошо. Ты Большой сипах-салар, твой прием должен быть лишь немногим хуже царского. Бери все, что тебе нужно, из казнохранилища, винного погреба и моих кладовых.

Ай-Тегин взял принесенную слугой чашу кумыса, выпил половину, поставил возле себя.

— И пусть, дескать, еще скажет эмиру, что он не просто так военачальников и вельмож собирает, а по делу. Дескать, условие угощения такое, чтобы, угостившись, в ближайшие дни войска препоясались к священной воине против неверных. Что он, ничтожный раб эмира, намеревается вести их в страну Баласагун: дескать, сколько уж на собраниях у государя разговор идет, что неверные тюрки захватили край. Доколе, дескать. Вопли притесняемых достигают небес, а мы второй год не шевелимся... верно?

— Не знаю, о какой чепухе там разговариваете, — буркнул Ай-Тегин. — При чем тут Баласагун, когда надо эмира сваливать?

— После этого, говорит, пусть сипах-салар займется приготовлениями. Во-первых, объявит войску, что, мол, в такой-то день надо быть готовыми к походу — пускай препоясываются. Во-вторых, все, что найдет ценного в казнохранилище государя, винном погребе и кладовых, пусть переносит в свой дворец. Золотую посуду, серебряные блюда... все, на что в его доме места хватит.

— Эмир же позволил, — полуутвердительно сказал Ай-Тегин. Похоже, последний штрих ему понравился.

— А когда настанет назначенный день, самых важных гостей пригласить во внутренние покои. Вроде как для питья вина, чтобы имамам лишний раз глаза не мозолить. А уж там, как выпьют по несколько чаш, пусть заговорит с ними открыто. Дескать, те, кто составляют суть веры и порядка, с нами, а кто всего лишь ненужный придаток, те отдельно. И спросит: вы со мной?

— Согласятся, — кивнул Ай-Тегин. — Поддержат.

— Потом выйдут из покоев к остальным гостям... к ним уже все вместе обратятся. Малым чинам куда деваться? Некуда: куда голова, туда и хвост. Услышат единое слово, присоединятся, будут единодушны. Дружно присягнут на договор, дадут клятву новому государению. Потом как положено, все вместе поедят, выпьют... а в подкрепление обещаний о своих будущих милостях сипах-салар разделит между ними золото и серебро, ковры, снаряжение — все, короче говоря, что забрал из дворца. И пускай, говорит, не жадничает, не приберегает — эти подарки ему сторицей вернутся.