— А оно стирается?

— Да, — ответила она. — Но ты его не сотрешь. Для этого требуется определенное сочетание химических веществ.

— Его сотрут?

— Конечно. Когда оно свое дело сделает, когда наши агенты узнают тебя. Глупо было бы оставлять его на твоем теле. Стоит ли привлекать любопытные взгляды? Вдруг вражеские агенты поймут, что ты несешь наше послание?

— Да, госпожа.

Поддев ладонью облачко пены, она дунула на него — в воздухе закружились радужные пузырьки.

— Путешествовать на рабском судне, — обронила она, — не очень-то приятно.

— А что со мной будут делать на Косе?

— Отправят в «Чатку и курлу». Это таверна. А оттуда наши агенты выйдут на связь.

— Я пойму послание?

— Нет, не поймешь. Только передашь.

— А потом, — спросила я, — когда послание будет передано?

— Ты вернешься ко мне.

— А потом?

— Потом, — откинувшись назад, нежась в теплой пене, проворковала она, — для тебя начнется жизнь служанки, Джуди. Моей рабыни-служанки.

— Да, леди Элайза, моя госпожа.

Дико вскрикнув в темноте, я отдернула лодыжку от сети. Ноги схвачены цепями — ближе, чем на шесть дюймов, не подтянешь. Я лежу на спине на дощатых нарах, сжимаю обритую голову ладонями. На руках — оковы. От запястий к охватывающему голову тяжелому кольцу тянутся цепи. Руки дотягиваются только до шеи. Но чтобы зажать уши, этого достаточно. Я вскрикнула и заметалась. Кажется, на щиколотке рана. Кровоточит, наверно: по ноге потекло, доски влажные. Правой ногой я попыталась зажать рану, остановить кровотечение. За решеткой сверкнули глаза — медно-красные глаза косматого корабельного урта. Значит, случайно подвинула левую ногу к краю клетки.

— Выпустите меня! — закричала я. — Выпустите меня!

Иногда уртам удается пробраться сквозь сеть или протиснуться в клетку под вертикальной крышкой — таких у клетки две, с каждой стороны. И тогда закованная в цепи девушка оказывается в их власти.

— Молчи! — послышалось из соседней клетки. Ее обитательницу мне не видно, девушек в остальных клетках — тоже.

— Пожалуйста, хозяин! — надрывалась я. — Выпусти меня! Выпусти, хозяин!

— Молчи! — прикрикнула соседка.

Стараясь не стонать, я извивалась на дощатом настиле. И наконец не выдержала.

— Пожалуйста, хозяин! Отправь меня в клетку на палубе!

Иногда на битком набитых рабских судах небольшие клетки принайтовывают на палубе. Наше суденышко маленькое, по центру палубы выставлены рядами всего двадцать таких клеток — по пять в длину, по две одна на другой. На ночь или в ненастье их прикрывают парусиной — защищают металлические прутья от соли и влаги. Если запертые в клетках девушки не провинились и не заслужили наказания, днем парусину снимают. Польза от этого двойная: во-первых, матросы могут вволю разглядывать прелестных узниц, во-вторых, ко времени прибытия в порт девушки успевают хорошо загореть. Кстати сказать, с любой из девушек, не отмеченной знаком девственности, «белым шелком», матросы могут забавляться сколько угодно. На этот раз на борту «белого шелка» не было. Все мы — «красный шелк». Ничего необычного. Рабыню-девственницу встретишь не часто. После первой продажи девственность, как правило, удается уберечь не дольше ана. Чаще всего матросы развлекаются именно с девушками из стоящих на палубе клеток. При дневном свете все их прелести выставлены напоказ. Цепей на них не надевают. Они могут принимать всевозможные соблазнительные позы, завлекать матросов, протягивать сквозь решетку руки, пытаясь коснуться проходящего мимо мужчины. Да и добраться до них проще простого. Всего-то и нужно — откинуть дверцу клетки и выволочь узницу на палубу или швырнуть на парусину. «Посади меня в клетку на палубе, хозяин!» — просила я капитана во время погрузки. Взглянув на меня сверху вниз, он бросил: «Приковать ее на цепь внизу!» И меня уволокли от его ног. Я снова вскрикнула.

— Молчи! — раздался сердитый голос из другой клетки.

Я забилась на нарах. Не давали покоя корабельные вши. И ногтями до них не добраться — мешают цепи. Что за мука! Истошно крича, я извивалась на досках.

— Молчи! — снова рявкнула моя соседка. — В это время кричать не разрешается!

— А мне какое дело! — взвыла я.

И вдруг — шум. Я испуганно замерла.

Крышка люка откинулась. В трюм по лестнице спускался мужчина.

В падающем из дверного проема тусклом свете вдруг стали видны заплесневелые нары и их прелестные беспомощные обитательницы.

Мужчина огляделся.

— Вот она! Это она кричала! — Моя соседка кивками указывала на меня.

— Нет! — завопила я. — Это не я!

— Она! — не умолкала девушка.

— Да, она! — раздались другие голоса. Встал позади, на пандусе.

— Меня укусили! — Пытаясь встретиться с ним глазами, я извивалась на досках. — Пощади, хозяин! Меня укусили!

— В это время кричать не разрешается, — отчеканил он.

— Да, хозяин! Прости, хозяин!

В трюме — восемь помостов, на каждом — по шесть нар. Между помостами — узкие проходы. Со стенами трюма помосты не соприкасаются, вдоль стен и по правому, и по левому борту тоже оставлены проходы. На каждых нарах — по пять девушек. Стало быть, в трюме нас двести сорок. На помостах закреплены хитроумные сооружения из клеток и сетей. Нары, на которых лежат девушки, сложены из неплотно пригнанных досок, так что сеть беспрепятственно проходит от крыши шестых нар к основанию нижних. На каждом уровне сеть прибита планками к полу нар. Получается, что пленницы отделены одна от другой. У каждой — своя сетчатая клетка. Так что добычей пробравшегося в клетку урта станет только одна несчастная, а не пятеро. Крыша шестых — верхних — нар и основание нижних обшиты жестью, чтобы не прогрызли урты. Отсек, в котором заперта рабыня, со всех сторон защищен тяжелой прочной сетью. В ногах и в головах отсека — небольшие дверцы. Засунуть девушку в клетку и вынуть из нее можно с любого конца. Обычно ее протискивают через дверцу в изголовье; один работорговец, стоя у края клетки, прикручивает к решетке ее ноги, другой — руки, и дверцы закрывают. Девушка оказывается в крошечной прямоугольной клетке, под ней — дощатые нары, сверху — настил верхних нар, с четырех сторон отсек обтягивает сеть. Поверх нар шестого яруса — потолок. Помост покрывает крыша. Рабынь приковывают цепями, чтобы не порвали сетку, — в клетку может пробраться урт, покусать ее обитательницу, и тогда — прощай, прибыль. Или, забившись в истерике, обезумев от зуда, вызванного укусами бесчисленных корабельных вшей, девушка может расцарапаться до крови — тогда цена ее тоже упадет. Нары нижнего яруса дюймов на восемнадцатьприподняты над полом — под ними можно проползти. Обшитые жестью планки пола нижнего яруса покрыты сетью — чтобы сквозь щели не проникли урты. Проем между полом трюма и нарами открывают только днем. В общем, каждой рабыне отводится отдельная клетушка дюймов двадцать пять шириной, около восемнадцати высотой и примерно шесть футов пять дюймов длиной. Здесь она накрепко прикована цепями. Я — на нарах шестого яруса, четвертая по счету.