– Послушай, не тебя одну журналисты достают тупыми вопросами, – утешила ее Шэрон. Она понизила голос до контральто и склонилась к Бетти с притворной заботой на лице: – И как же вы справляетесь? Как вам удается все совмещать? Что будет, если вы уедете на деловую конференцию или на предприятие, а у маленькой Аманды поднимется температура или Райан набедокурит в школе? – Она фыркнула. – Назови мне хоть одного мужчину, которого спросили, скучает ли он по детям на работе? Я не могу сказать им правду: у меня есть и няня, и горничная. По выходным ко мне приезжает мама. Без них мне никак не справиться!

– Просто смешно! – возмутилась Бетти. – От мужчин никто не ждет, что они успеют все. Им можно иметь помощников, у них не спрашивают, сожалеют ли они об упущенных возможностях.

– Еще бы, – вздохнула Беверли, убирая камеру в пластиковый чемоданчик. – Когда-нибудь мир изменится. Когда-нибудь у Билла Гейтса спросят, почему он не пришел поддержать своего сына на школьном конкурсе на знание орфографии, а изобретает компьютеры, и оставят в покое бездетную или даже незамужнюю женщину – топ-менеджера. Впрочем, до этого нам еще далеко.

– Лайла! – крикнула Бетти и помахала. – Сюда!

Лайла подняла голову, вяло махнула в ответ и понуро поплелась к своим тете и дяде. «Бедняжка!» – подумала Бетти. В огромной черной толстовке с капюшоном Лайла совершенно терялась. На лбу девочки алели прыщи. Нос выглядел слишком большим для ее лица, ноги – слишком большими для ее тела. Несмотря на брекеты, у нее все еще был неправильный прикус. Из кармана толстовки торчал желтый провод, вокруг шеи болтались наушники. Бетти распахнула объятия и воскликнула:

– Привет, милая! Мы тебе очень рады!

На третий день пребывания Лайлы в Бакхэде Бетти решила, что у племянницы классическая депрессия. На пятый день поняла: если не удастся расшевелить Лайлу, ей и самой понадобится помощь специалиста. Через неделю Бетти уже гадала, не стала ли причиной ее состояния какая-нибудь травма вроде той, которую пережила она в ее возрасте, – смерть близкого человека или насилие, потому что развод родителей вряд ли мог сделать девочку столь мрачной и замкнутой.

Лайла редко улыбалась и никогда не смеялась. У нее был потухший взгляд, и ее не радовало абсолютно ничего – ни поездка, ни угощение, ни музыка, ни кино, ни ресторан, ни телепрограмма. Гарольд предлагал сходить в Музей кока-колы, посмотреть бейсбольный матч «Атланта Брейвз», купить новую одежду в торговом центре Lenox Square, который обожали Ким с Мисси в ее возрасте. Лайла со вздохом соглашалась, покорно кивая, и весь день ходила все той же тяжелой поступью, понуро опустив голову.

– Вроде пойдет, – сказала она, когда Бетти принесла в примерочную рубашки от Esprit и платья от Gunne Sax.

– Так мы их берем? – спросила Бетти, держа вешалки с одеждой.

Лайла пожала плечами.

– Они тебе нравятся?

Лайла снова пожала плечами.

– Может, хочешь померить что-нибудь другое?

На этот раз Лайла пожала плечами и вздохнула. Бетти тоже не сдержала вздоха, неся вещи на кассу и доставая кредитку.

– Пойдем-ка скушаем на двоих булочку с корицей!

Запах из кондитерской Cinnabon разносился по всему этажу, и Бетти уже чувствовала во рту вкус сладкого теста и сахарной глазури. Лайла плелась за ней, неся сумки с покупками с таким видом, словно те набиты камнями, а не милыми свитерками и платьями. Присев за столик, она вяло поковыряла свою часть булочки, односложно отвечая на вопросы Бетти о школе, друзьях и сестрах, то фыркая, то вздыхая. Нью-Йоркский университет, куда поступила Мисси, был «вроде хорошо», Университет Филадельфии, где училась Ким, – «нормально», школа – «нормально», друзья – «нормально», новая квартира – «вроде пойдет».

– А как насчет Нони? – Бетти все еще поверить не могла, насколько стремительно ее шурин бросил свою семью… или как Джо умудрялась держать себя в руках и не отправиться к их дому с бутылкой жидкости для розжига и спичками. – Она тебе нравится?

Лайла исторгла вздох из самых глубин своего костлявого тельца и потрогала остатки булочки.

– Она хорошая.

– А ее дети? – спросила Бетти. – У нее мальчик и девочка, верно?

– Вроде нормально, – ответила Лайла. – Все хорошо.

«Хорошо, хорошо, все хорошо, – шепотом повторяла Бетти ее слова Гарольду, лежа в постели. Они расположились в привычной позе: Гарольд на спине в середине кровати, Бетти на боку, положив голову ему на грудь. – Только вот ничего не хорошо. На самом деле все плохо!»

Бетти очень тревожилась из-за ребенка в доме и боялась, что не справится с девочкой-подростком. Теперь она вспомнила: когда племянницы были маленькими, за ними постоянно приходилось присматривать. Ее сестра расхаживала повсюду с малышкой Лайлой на бедре и то и дело подхватывала то Ким, то Мисси, готовых свалиться в бассейн или выбежать на улицу. Когда они наконец засыпали, у Джо начиналась вторая смена: приготовление еды и уборка, стирка и поход по магазинам.

– Помнишь поговорку? – пророкотал Гарольд ей на ухо. С годами он все лучше изображал своего отца, начиная от выпяченной груди и назидательного тона до неиссякаемого запаса мудрых высказываний. – Маленькие детки – маленькие бедки, большие дети – большие беды.

Бетти вздохнула, думая, что лучше тянущий все в рот грудничок, чем Лайла, отгородившаяся стеной молчания. Они с Гарольдом болтали, смеялись и слушали музыку мотаун за готовкой, уборкой и прочими хлопотами, но даже с музыкой и разговорами Лайла поглощала каждую частицу радости и света в доме. Она словно носила с собой из комнаты в комнату облако печали; ее вздохи и бормотание себе под нос убивали любую беседу на корню.

Бетти хотела спросить совета у Джо, потом передумала. Что она ей скажет? «Я справлюсь, – решила Бетти. – Если уж я смогла перейти от продажи джема в банках с подписанными от руки этикетками на фермерском рынке до снабжения своей продукцией ресторанов и отелей по всему Югу, то и девочку из депрессии вытащу!»

Только у нее ничего не вышло. По будням Лайла посещала дневной лагерь High Meadows, куда возила своих детей Шэрон. «Им нравится все! – заверила она подругу. – Плавание, стрельба из лука, кикбол, футбол, водные лыжи, катание на каноэ, гимнастика, всякие поделки своими руками… Да я бы сама туда походила!» В восемь утра Лайла садилась на автобус, который отвозил детей в Росвелл, где на территории в сорок акров находился лагерь. Там был ручей, походные тропы и ферма с козами и свиньями. Лайла неплохо загорела, но в те дни, когда Бетти возвращалась домой пораньше и встречала ее на остановке, девочка выходила из автобуса с тем же несчастным видом, что и садилась в него утром, со спутанными волосами и мрачно сжатым ртом. Как тебе в лагере? Хорошо. Чем занималась? Ничем.

Лайла никогда не приносила домой никаких поделок, хотя Шэрон говорила, что ее дом буквально завален плетеными из бечевки цепочками для ключей, резными деревянными дощечками и глиняными горшочками. Лайла не упоминала новых друзей, не просилась к ним в гости на выходные. Когда они пришли в дом к Шэрон, ее сыновья, Люк и Джона, прыгали «бомбочкой» в бассейн на заднем дворе или носились друг за другом в догонялки, а шестилетняя Энни ходила за Лайлой хвостом и смотрела на нее с обожанием, отчаянно нуждаясь хотя бы в капельке внимания со стороны старшей девочки. Лайла игнорировала Энни, Лукаса с Джоной и даже Шэрон. Она носила черную толстовку с капюшоном, а иногда «кардинально» меняла свой внешний вид – надевая такую же, но темно-синюю, и сидела в тени, натянув капюшон на голову, слушала плеер и хмуро глядела на ярко-голубую воду.