умиротворение, но, к сожалению, продлилось оно недолго. Длинные тени говорили, что Имве пора на очередную вылазку. Когда достаточно стемнело, он понял, что время пришло.

Имва осторожно прошагал вдоль покатой крыши и очутился у той стороны постройки, где не ходили люди. Он кинул на землю свою накидку, и ветер тут же подхватил ее. Увы, в ней нельзя было спускаться: хвост должен был быть на свободе для равновесия. Ухватившись за выступ, он принялся осторожно спускаться. Только надо было все равно торопиться. Люди тут почти не ходили, но это не означало, что его случайно не увидят.

Оказавшись на земле, Имва, прихрамывая, побежал за накидкой, поймал ее и завернулся поудобнее, следя за тем, чтобы из складок не вывалился хвост. Накидка была вонючей, грязной и терлась о кожу хуже шипов, но ничего лучше достать было нельзя. Двигаться приходилось рывками вдоль стен, сливаясь с тенями. Если на улице появлялся человек, то Имва прятался, затаившись, и ждал, пока люди пройдут. Даже если на него нападут, то он убежит, но не станет использовать магию. От нее только вред.

Иногда ждать приходилось довольно долго, некоторые люди любили поболтать. Холодные стены высасывали из тела тепло. В такие моменты Имва думал, насколько перья Навната могут помочь согреться. Или о том, что делают Рантар и Виктория.

«Зачем они вообще побежали искать меня? Ради чего?»

Имва был уверен, что они не хотели мстить. Тогда почему? Неужели они решили, что он в беде? Что ему нужна помощь? Означает ли это, что им не все равно, что с ним случится?

Он уже не знал, во что верить, какой вариант правильный. Мысли превратились в жалкий ворох листьев, которые летали в голове, но ничего с собой не приносили. Лучше было заняться делом. Имва присматривался к следам, звал Навната, когда никого не было рядом, но все было без толку. При первых проблесках зари он уже несся как мог к знакомой церкви, чтобы забраться на крышу.

Держать глаза открытыми становилось все сложнее, хотелось провалиться в сон, но он усердствовал, каждый раз вскидывая голову. Раз за разом, пока не видел в полусне раскинувшееся на земле тело и кровь. Крови становилось все больше, она растекалась все сильнее, заливая все, что можно было увидеть. Лепестки сока жизни тонули в крови вместе с целыми деревьями. На небе начали лопаться пузыри, и Имва ощутил на лице жар. Он хотел обратиться к силе, обернуть все вспять, изменить форму мира и собрать все заново, но ничего не выходило. Становилось только хуже. Тогда Имва отдернул руку, но ничего не помогало. Он замер, как приклеенный, наблюдая за тем, как кровь поднимается все выше. Чтобы не смотреть, он отвернулся, но увидел родной лес, к которому летят множество железных шаров. Посередине леса почему-то стоял белый старик и смеялся, от его смеха листья падали вниз и сгорали. Старик взмахнул рукой – и железные шары превратились в летающих тварей, они развернулись и упали на людские города, превращая их в пыль, а над руинами поднималось солнце. Только черное. Имва хотел убежать, но увидел, что стоит в луже крови уже по пояс. Он закричал, но у него не было голоса. И тут он проснулся.

Дыхание восстановилось не сразу, и еще долго Имва слушал, как стучит в груди сердце. Сон был ужасен, с какой стороны на него ни посмотри. И во всех кошмарах виноват он. Имва заметил, что небольшое деревце коснулось его одной из своих маленьких веток, и осторожно убрал ее.

Солнце стояло уже высоко. Город давно ожил, народу становилось все больше. Все занимались своими делами, хотя Имва не совсем знал, какими. Он пытался забыть кошмар с великим множеством железных шаров, и тут ему на ум пришла мысль. Ночью город пустеет, ходить проще, но что, если Навната забрал человек? Петуха уже держали взаперти. И те люди работали, только когда было свело. Нужно было попробовать поискать его днем.

Мысль была одновременно обнадеживающей и заставляющей сжаться. Имва был один, в бегах, в рваном тряпье. Любая мелочь могла его выдать. Тогда Имву или разорвут на части, или посадят в клетку, и он больше никогда не увидит Навната. Но он вспомнил сон, как мерзко было оттого, что он не может пошевелиться. Это было страшнее любых жутких образов. Не хотел вновь переживать момент, когда не можешь ничего сделать и просто смотришь. Нужно было возвращаться домой, а не терять время, отсиживаясь на крыше. И людской наставник в цветных одеждах говорил похожие вещи.

Имва глубоко вздохнул, и вместе с этим воздухом из него выходила вся боль и переживания. Вопрос был в том, что осталось кроме них? Предпочитая ни о чем не думать, Имва пошел к прежнему месту. Спускаться по стене днем было слишком опасно, и он решил перепрыгнуть на крышу рядом стоящего дома. Оттуда на следующую, только пониже, а там спуститься было проще.

«Если бы я был петухом, то куда бы пошел?»

Имва плохо представлял жизнь петуха, как и жизнь человека. Поэтому решил положиться на людской поток, поглядев, куда тот может привести. Он шел туда, куда и все остальные, используя уже знакомый способ передвижения – рывками вдоль стен. Все равно на оборванца никто не будет обращать внимания.

Он глазел по сторонам, ловя каждое движение, любой след. Навнат мог быть совсем рядом. Как и Виктория с Рантаром. От этой мысли Имва стал озираться еще чаще. Что делать, если он увидит их в толпе? Или они его?

От напряжения разболелась голова, чтобы унять пульсацию в висках, Имва взялся за голову, но тут накидка с него слетела, обнажив хвост. Имва тут же завернулся обратно, внутри все похолодело. Но никто не обращал внимания на него, люди занимались своими делами. И все же надо было быть осторожнее. Прижимая к себе накидку, Имва поспешил дальше.

Трудно было представить, что может делать такая толпа людей. Какие занятия у них могут быть? Не похоже, чтобы они торопились работать как те люди, что он видел за пределами города. Густой поток шел туда, где слышались песни, крики и смех.

Вскоре Имва заметил огромные шатры из алой ткани, напоминающие бутоны. Народу было так много, что люди начали толкаться, Имве захотелось уйти, но тут он заметил гаура. Совсем неподалеку, под одним из шатров, двигалась огромная фигура. Точнее, над головами людей возвышалась раковина, сбоку из нее торчала трубка, прямо как из людских домов.