Он всячески старается избежать взгляда со мной, как это делала я. Есть то, что наполняет ужасом его сердце.

— Джексон! Ты скажешь?

С величайшим усердием он признается:

— Да, это связано со снимком, поэтому тебе, как и мне, следует быть вдвойне осторожной. Любое подозрение не оставляем без внимания. Тайлер до сей поры занимается всеми вопросами.

Так проходит несколько минут — он убеждает меня, что, чтобы не нависло над нами, как большая мрачная туча, мы пройдем через всё…

Глава 31

Джексон

— Прекращаем! Пора насладиться друг другом, родная… — пронизываю её раздевающим взглядом, пробуждая в ней инстинкт нежности. «Нам обоим нужно расслабиться». — Шедевр природного мастерства следует придать горячей ванне, в противном случае из-за мокрой одежды можно и простыть, — с ласковостью высказываю я.

Милана глядит на меня большими зелёными глазами и сосредоточенно сдвигает брови. Комната через мгновение заполняется её милым смехом.

— Умением соблазнять девушку ты обзавёлся. — И с актерским выражением, управляя рукой, она повторяет: — Шедевр природного мастерства… — Без остановки хохочет, вызывая во мне улыбку, накладывая на непробиваемые, тревожные мысли безмятежное покрывало.

Обхватив правой рукой её голову, я запечатлеваю продолжительный поцелуй на её прохладных губах, прекращая приступ её смеха. Издав короткий стон, вырвавшийся из её горла от неожиданности, она отдаётся нагрянувшим чувствам и подается телом вперед. Горячая волна желания затопляет мои жилы, бунтуя в крови.

Проникнутые сладким очарованием зарождающейся страсти, напитывая тела токами близости, наши поцелуи становятся жаркими.

Ее одеяние белым лепестком порхает на пол. Рассыпанные в прелестном беспорядке ее волосы, сверкающие белизной плечи, кругло обозначавшаяся грудь, точно искусно вырисована кистью художника, прелестная нагота так и склоняет взор упиваться безупречной женственностью.

Расположившись друг против друга, в шарообразной ванной, наполненной воздушной пеной, увеличивающейся с каждой струёй воды, разрастаясь, как воздушная вата, ложащаяся на палочку с каждым оборотом, разнося в воздух благоуханный карамельный аромат, мы под сладчайшим дуновением испаряющейся невидимой дымки всецело растворяемся в счастливом мгновении. Обложившись по краям парафиновыми свечами в отсутствии света, мы в молчании смотрим друг на друга, видя собственное отражение в зеленых глазах.

Милана, окруженная клубами кишащих пузырьков, складывающихся в бугорки, словно растекающееся в руках сладкое мороженое, издающие своеобразный шипящий звук, с озорством покрывает своё тело белыми снежками, заполняя ими видные части — ключицу и шею, перевоплощаясь в снежную королеву. С чувством душевного умиротворения, я в упор взираю на охватившую ее детскую радость, загоревшуюся в зрачках. Развлечение плавно переходит в глубокий интерес, и она пускается в ход, обволакивая уже мои волосы молочной пеленой, при этом безудержно хихикая.

— Вот это да! — Раздаётся её смешок, пронизывая эхом сумеречную комнату, по стенам которой плодится замысловатый орнамент, меняющийся в последующую секунду. — Мистер Джексон являет Господина Властное Облако!.. Если приглядеться, то можно заметить, что Вам эта роль больше всего к лицу. Сейчас ещё носик намажем. — Она садится ближе, наматывая на меня всю пену, не успевавшую исчезать бесследно.

Впав в полное блаженное забытье, расслабляясь в горячей водице, откинув всевозможные мысли на самый далёкий-далёкий план, я неустанно усмехаюсь лепету своей, как оказалось, не совсем взрослой девушки.

— А Господин Властное Облако может и наказать за то, что Вы, мадемуазель в белом, — сухой кашель находит возможность втиснуться в мою речь, — без спроса осмелились побеспокоить его честь, — заигрываю я, жмурясь от того, что попала вода в глаза от стекающей пены с головы.

Загадочная улыбка проскальзывает на её лице.

— Боюсь, что ваши намерения не гуманны, — строит смешливо глазки. «Все в ней: ее движения, мысли, взгляд говорит об обратном». — Я же мадемуазель в белом… — Журчание ее лучезарных слов лелеет слух. — Вы что! Ах! Вы что! — Теперь она подражает актрисе, размахивая утонченно жестами своей маленькой ручки. — Как это наказ…

Пододвигая за талию ее к себе, прервав умильное течение ее обороненных слов, я осыпаю ее грудь поцелуями.

— Малышка, незачем таить, что твоя милость так и жаждет наказаний!.. — подкалываю ее я. — И подчас твои сладкие возражения можно счесть за кокетство и флирт. Так что же получается? — издеваюсь, глумясь, я. — В самом деле совращаете меня Вы! — изрекаю саркастическое замечание, видя, как в ее глазах зажегся вызов.

Мгновенно покрывшись розовыми пятнами, отпрянув, она, улыбаясь, отводя глаза в сторону, предъявляет, тарабаня ручками по моей груди:

— Эй! Какие обвинения могут быть? Ты сам меня сюда завлек! Сам! Ты! И это у тебя во взгляде пылает эта привычка настойчивости!

Из меня выходит громкий гогот.

— Еще и насмехаешься! — Она шутливо злится, строя серьезную гримасу, выражающую обидчивость. — Я сейчас вообще возьму и вылезу отсюда! — угрожает мне, надувая губы.

Смех во мне усиливается. Ну что за милое дитя?

Закрыв поток её излишних протестов яростным поцелуем, заломив ей руки за спину, она, словно желая такого любовного нападения, в забывчивости, что злилась несколькими секундами ранее, покусывает мою нижнюю губу, прерывисто дыша, прижимаясь своим гибким телом, излучающим манящее тепло, отвечая на все ласки со всем пылом. Полными неизъяснимой сладостью ее губами, будто намазанными медом, нельзя пресытиться.

Испытывая глубочайшее удовлетворение от нежнейших ласк, мы, растянувшись вдоль пенистой глади, рассказываем, что сохранилось в памяти о золотых днях детства, бродя по сладостным воспоминаниям, будто оба проносим ночную серенаду, усыпляющую имевшиеся раны, дурные мысли и тягостные предчувствия и устраняющую пробелы от невыносимой разлуки. Подушечкой большого пальца я черчу круги на внутренней стороне запястья любимой, которую кружит вихрь эмоций, ощущаемых ею в момент нашего первого притяжения друг к другу, случившегося до первого поцелуя, в окружении мириады звезд. Поминутно целуя меня, она, порывшись в памяти, повествует о школьных годах, когда я первый раз проявил легкую ревность, узнав о ее встречи с одним новичком-ботаником, которого — признаюсь ей, что вызывает у неё удивление и смех от сказанного мною спустя столько лет, — я подговорил, чтобы он не появлялся в кинотеатре, где они запланировали увидеться, указав, что она занятая девушка. Не успев родиться, я уже проявлял ревность к любому парню, смеющему взглянуть на неё. Находясь в столь раннем возрасте, ко мне и не доходила мысль, что звезда заполнила моё сердце тайной любовью еще в день моего рождения. Решившая на то, чтобы тоже открыть тайну, Милана толкует, как подговаривала девчонок, даже Ритчелл, как оказалось, которой я нравился, что я насыщен эгоистическими чертами, поэтому не стоит рассматривать им меня больше, чем друга. Милана сознается, что впервые почувствовала нашу связь, когда на одном из осенних балов в школе, она сидела в зрительском