Она подумала, что будь она мужчиной, ее жена принимала бы плоды ее тяжких трудов с благодарностью. Жена позволяла бы ей по возвращении домой с работы хоть на минутку присесть и расслабиться, прежде чем бомбардировать рассказами о том, как ужасна ее жизнь, как ее никто не уважает, как преподаватели предпочитают ей Аарона Шварца и как ее шпыняет Филиппа Ландон.

Тоби так любил свою работу. Во всяком случае, по его словам. Но он умудрился забыть: именно работа жены дает ему возможность заниматься любимым делом. Он забыл, что их карьеры существуют в симбиозе, и вместо этого превратил в симбиоз их несчастье: оказывается, это ее успех был причиной его неудачи. Конечно, его нельзя было назвать неудачником, но он определенно достиг в жизни меньше, чем мог бы. Где-то в глубине души он выбрал Рэйчел потому, что знал: это обеспечит ему возможность заниматься любимым делом, а не искать более денежную профессию. А Рэйчел, возможно, выбрала его, потому что в глубине души знала: поскольку он совершенно явно не честолюбив, она сможет и дальше быть той зверюгой, которой была всегда.

И все же он обвинял ее в том, что она постоянно злится. И она наконец научилась это признавать; особенно – после супружеской терапии, где Рэйчел увидела, какое отвращение и у Тоби, и у психолога вызывает само ее раздражение тем, что ее вынудили ходить на терапию. Как будто человек может радоваться, что ему приходится тратить время и деньги – не для того, чтобы улучшить свою жизнь, а для того, чтобы сделать ее опять мало-мальски выносимой. Рэйчел оценила всю иронию ситуации: признать собственный гнев не под воздействием терапии, а из-за самого факта терапии. И все же после всех этих обвинений Тоби никогда не задумывался, почему она злится. Он просто ненавидел ее за то, что она злится. Ее гнев был садом, за которым она ухаживала; он зарос ядовитым сорняком, который Рэйчел никак не могла вывести. Тоби не понимал, что он тоже садовник в этом саду. Он не понимал: то, что там растет, сеяли они оба.

Когда ей стукнуло сорок, она решила перестать притворяться, что все это ее не злит. Она не хотела осложнять жизнь детям, но понимала, сколько сил тратит, притворяясь, что муж ей нравится по-прежнему. Раньше он ей нравился. Она его любила. Господи, как она его любила! Он был первым, кто привел ее в восторг, кто согрел ее, кто придал ей уверенности, кто был за нее. Он был умный, а когда обижался, был очень милый и смешной, и его было легко успокоить. Он был честен – как с ней, так и с самим собой. Во всяком случае, она так думала. От него хорошо пахло – чем-то вроде мыла и Америки. А теперь он ничего не хотел, только пойти на терапию. Но она уже ходила с ним на терапию. Вне терапии он хотел орать и швыряться вещами, а потом – ходить на терапию, спокойно сидеть и разумно рассуждать. Ей хотелось спросить: если ты в принципе способен спокойно сидеть и разумно рассуждать, почему же ты этого не делаешь в первую голову и вынуждаешь нас ходить на терапию?

А потом в один прекрасный день Тоби заговорил о разводе. Она была в шоке. Она знала, что у них разные подходы: она просто пытается выжить, а он хочет построить удачный брак. Но чтобы дошло до развода? Потом он опять об этом заговорил. Рэйчел умоляла его послушать и постараться как-то наладить отношения. Она просила его принять во внимание, что у их семьи сейчас просто тяжелый период: маленькие дети и бизнес, пока еще постоянно требующий внимания. Она знает, он расстроен, что с грантом ничего не получилось, но они это переживут. «Ты даже не хочешь идти на терапию, – говорил на это он. – И хватит чуть что поминать мой грант».

Она отказалась даже думать о разводе. Она отказывалась думать о разводе прошлым летом, когда они сидели в ресторане в Бриджхэмптоне и Ханна выбежала из-за стола, не в силах больше слушать, как они ссорятся. Она отказывалась думать о разводе, когда Тоби напился за ужином с режиссером, которого Рэйчел пыталась переманить к себе в агентство, и они ссорились всю дорогу домой в такси. Она отказывалась думать о разводе, когда Тоби закатил истерику у Ротбергов только потому, что ему предложили работу. Рэйчел ни единого разу в жизни не думала, что заслуживает счастья. Она никогда не задумывалась, нет ли чего получше за пределами ее брака. Это их брак; это их семья. Это их жизнь, она принадлежит им, они ее построили. Если Рэйчел чему и научилась от бабушки, то пониманию: жизнь не всегда складывается так, как тебе хотелось бы, но долг есть долг, и не менее того.

«Я не хочу прожить всю жизнь вот так», – говорил Тоби.

«Тоби, – говорила она, потирая виски, – ты хотя бы понимаешь, что у меня даже времени нет на развод?»

Но он не понимал. Он понимал только, что не получает от нее желаемого и что весь мир опять обернулся против него; то ли он привык, что она все время уступает, то ли ему кто-то промыл мозги насчет традиционной роли жены и он не мог признаться, что тоже хочет такую жену. А может, потому, что он начинал заниматься медициной, когда врачей еще уважали. А может, ему казалось, что у других жизнь легче. А может, он думал, что из-за маленького роста ему достается меньше секса, чем другим. А может, его друзья были слишком богемные и оттого он считал себя более ответственным, более добропорядочным, а следовательно, более добродетельным, чем был на самом деле. А может, он был тайно безутешен, что его лаборатории не возобновили грант и его исследования сочли по большому счету напрасной тратой времени и денег и вообще полным провалом, и он знал, что расстраиваться из-за гранта, вместо того чтобы злиться, означало по-настоящему сомневаться в своих способностях и компетентности.

Как-то в январе, когда дети уже вернулись в школу после каникул и все вышли на работу, Сэм Ротберг явился в контору к Рэйчел с цветами. Она его не ждала. Он хотел поблагодарить ее за помощь племяннику и извиниться, что его предложение вызвало трения между ней и Тоби в те выходные в Саратоге. Он вручил ей цветы, и она разрыдалась. Сэм спросил разрешения сводить ее на ужин. Похоже, что ей нужен друг. Друг ей действительно был нужен. Рэйчел рассказала Сэму абсолютно все, чего не знала о ней Мириам, потому что Рэйчел не подпускала ее настолько близко: что Тоби ненавидит ее за драйв и успех, что каждую ночь между ними происходит новый скандал, который на самом деле – все тот же старый скандал.

«Да ладно, не может быть, – с притворной застенчивостью сказал Сэм Ротберг. – Ты меня обманываешь».

«Что? В чем я тебя обманываю?»

«Драйв – это очень секси. Если бы я хотел пожаловаться… – он отвел взгляд. – Нет, это будет нехорошо с моей стороны. – Он снова перевел взгляд на Рэйчел. – В общем, я бы не возражал, если бы у Мириам было чуть побольше драйва».

«Как? – Рэйчел наслаждалась этим разговором. – Она же ни минуты не сидит без дела!»

«Безостановочно тратить деньги – совсем не то же самое, что творить нечто новое. Понимаешь? – он подался вперед и поднял брови, будто задавая вопрос всем лицом. – Я совру, если скажу, что меня не возбуждают твои достижения».

Он признался, что Рэйчел из-за ее драйва и успеха кажется ему еще более желанной. Он женился на ленивой богатой наследнице. Его восхищали изобретательность Рэйчел и ее неуклонное стремление вперед. Не успела она опомниться, как они уже ужинали при свечах в маленьком ресторанчике в Бруклине, где их гарантированно не мог увидеть никто знакомый.