Нужно было понять, что это за причина, и искоренить ее. А если она будет проводить время с этими женщинами, то станет больше похожа на них, а не меньше. Она – не жертва, как все они. Она – сила. Она сама наносит травмы другим. И больше никогда не допустит, чтобы ее приняли за жертву.

На следующей неделе вместо группы она пошла с Ханной в парк и добрела до детской площадки на Семьдесят второй улице. Она села на скамейку и стал оглядываться. На другой скамейке сидела группа нянь, присматривая за детьми и болтая между собой. На третьей скамейке сидела группа мам, три из которых ходили с Рэйчел на йогу для беременных. Она двинулась к ним; она была рада их видеть и рада, что ее застали за таким совершенно нормальным занятием, как прогулка с ребенком и с коляской в парке. Но одна из них заметила ее на подходе и что-то шепнула другим, прежде чем повернуться и с широкой улыбкой произнести: «Рэйчел!» А она и не догадывалась. Они все продолжали поддерживать связь. Они по-прежнему встречались. Их дети вырастут друзьями. А она опять оказалась изгоем.

До нее дошло – сначала медленно, а потом сразу: родив, она подписалась на то, чтобы заново пережить свое несчастное детство. Как это может быть, что ее никто не предупредил?

Ну что ж, если это правда, то теперь она сделает всё как следует. Она карабкалась наверх, как выражался Тоби, не для того, чтобы компенсировать собственное детство; всё это она делала для своих детей. Когда растешь так, как росла Рэйчел, одиночество становится базовым состоянием твоего тела, его отправной точкой. Иными словами, ей не нужны были друзья как таковые. Мириам, Роксанна и Сынди ей не нравились, а может, она просто не хотела таких друзей. Другом, которого она хотела иметь, был Тоби. Этот друг был с ней на всю жизнь. С этим другом она могла оставаться наедине. Когда на протяжении всего детства тебя отвергают по непостижимым для тебя причинам, практически всё, что происходит в дальнейшей жизни, ты тоже воспринимаешь как отвержение. Ты нравишься Мириам, но почему она не пригласила тебя ходить с ней на массаж на Грейт-Джон-стрит? Роксанна позвала тебя на ужин, когда ты привела детей в гости с ночевкой, но она вдруг упоминает, что они с Сынди весь день ходили по магазинам, и не то чтобы тебе сильно хотелось ходить с ними, но хотелось бы, чтобы тебя приглашали. Рэйчел хочет думать, что она – неотъемлемая часть их жизни. Она не хочет, чтобы ее саму и ее детей считали необязательным дополнением. Тоби не понимает, почему она из-за этого так переживает и почему это важно. Как ему понять? У него была сестра, чье существование он принимал как должное. У него были родители – мать, которую он винил за собственную подорванную самооценку, даже не задумываясь, что та, кому он сейчас жалуется, пошла бы на убийство ради возможности иметь мать. У него были все эти друзья, которые с самой юности хотели присутствовать в его жизни. У него был Сет. У него была я. У него были всевозможные люди, которые видели его липучим и жалким и, несмотря на это, продолжали его любить.

Другую проблему ей было труднее сформулировать словами. У Тоби была хорошая работа. Он любил свою хорошую работу. Он хорошо делал свою хорошую работу. Замечательно. Но еще раньше они договорились, к какой жизни оба стремятся, а этой жизни нельзя было достичь, пока Тоби оставался на своей хорошей работе. Замечательно. Пока они только встречались, Рэйчел об этом не думала. Пока они встречались, она думала о том, как ей повезло полюбить самоотверженного и умного человека, который хочет помогать страждущим. Но у них были общие ценности, о которых они договорились. Как-то ночью Рэйчел и Тоби лежали на ее узенькой кровати в общежитии, накрывшись с головой одеялом, и она шепотом рассказала ему всё о своей школе, и о Кэтрин Х., и о теннисе, и о том телефонном звонке. Она сказала, что не хочет, чтобы ее дети прошли через то же самое. Тоби сказал: «Я этого не допущу никогда в жизни». Он говорил об эмоциональной поддержке. А она – о финансовой. Может, на самом деле они ни о чем не договорились.

Много лет она пыталась подтолкнуть его наверх, пыталась заставить хотеть большего, но ничего не выходило. Он сказал, что больше денег – это, конечно, хорошо, но она толкает его на нечто совершенно отличное от того, чем он занимается сейчас, то есть от исцеления больных. (Чувство собственной правоты играло весьма важную роль в этих разговорах.) Вовсе нет, говорила она. Если я буду заниматься чем угодно, кроме своей нынешней работы, я буду чувствовать себя растленным и морально омерзительным типом, говорил он. Да, говорила она. Ей тоже хотелось бы нести миру добро и счастье. Но как насчет того, чтобы сначала принести добро и счастье своим собственным детям?

«Можно куда-нибудь переехать», – предлагал он.

Но где еще она могла бы делать то, что делает сейчас? Да, конечно, где-нибудь в сельской части Пенсильвании они жили бы на его зарплату как короли. Но для Рэйчел этот переезд был бы смертным приговором.

«Я никогда не притворялся другим человеком», – говорил Тоби.

Эту фразу она вообще обожала: как будто люди не растут, не меняются и не требуют от своих партнеров, чтобы те тоже приспосабливались, менялись и росли.

В какой-то момент она с этим смирилась. Значит, это от нее зависит – заработать на такую жизнь, к которой они оба стремятся. Тоби тоже смирился. Он притворялся, что равнодушен к деньгам, но видели бы вы, как он радовался машине. Видели бы вы, как он наслаждался визитами в клуб – бассейном на крыше высоко над городом, как метафорически, так и физически. И Тоби поменял расписание работы, чтобы приходить домой пораньше и отпускать Мону, няньку. Он отступил и позволил Рэйчел попробовать себя в большом деле, на которое она замахнулась. И у нее все получилось, но не потому, что она была особенно храброй: на 40 процентов у нее просто не было иного выбора, а на 60 процентов она понимала, что, вернувшись к Мэтту Кляйну, распишется в собственном ничтожестве и от этого уже не оправится.

И вот она работала, и Тоби вроде бы делал вид, что позволяет ей, но на самом деле это было не так. Да, он приходил домой вовремя. Он готовил ужин, когда его не готовила Мона. Но он не изменил своих требований к Рэйчел. Он не делал поправку на то, как она уставала на работе, как была задергана или занята. Он обожал ходить на эти свои долгие прогулки. Даже если они куда-нибудь опаздывали, он хотел идти пешком. Через весь парк, через весь город. Рэйчел пыталась объяснить ему, что время нерастяжимо. Но при всей своей любви к физике он так и не понял: если ты хочешь идти на ужин пешком за 35 кварталов вместо того, чтобы взять такси и позволить мне закончить этот е-мейл, пока мы едем, то я буду заканчивать его за столом. Этот е-мейл для меня не опционален. Он – главное.

«Кое-кто сказал бы, что это может подождать», – говорил Тоби.

Но он не понимал, с какими объемами она имеет дело. Он не понимал, что на дурацкий смайлик с закаченными глазами, который прислала Роксанна по поводу каких-то слов Сынди, нужно непременно ответить LOL, или что нужно обязательно сообщить Сынди, когда у детей поход в гости с ночевкой, или что обязательно нужно предупредить Мириам, чтобы она не занимала у себя в календаре пятое мая, потому что у Солли день рождения, а если Джек не придет, это будет катастрофа, которая может даже подорвать обе дружбы – между детьми и между матерями. Тоби вообще никогда не осознавал существования того, чего не видел своими глазами. Если он не видел ее обмена сообщениями с Моной, то в его глазах она с Моной ни о чем не договаривалась. Если он не был свидетелем совершенно унизительного разговора с Мириам, он не осознавал весь масштаб жертвенности Рэйчел. Если он не видел (потому что спал), как она сидит ночами, пытаясь выбрать для детей детский сад с правильной философией, значит, этого не было. Все, что приносила в семью она, по волшебству падало с неба или само порождалось какой-то существующей от природы частью ее женского тела. Когда она решила задержаться на день в командировке в Париже, он заклеймил ее как преступницу. Ей нужно было пойти на вручение премий «Тони», а он не вспомнил, что в этот вечер его больница устраивает бал, и оказалось, что это она – ужасный человек, потому что решила пойти на «Тони», где должны были вручить премии сразу трем ее клиентам. Тоби не видел, как идет через нее этот огромный поток информации и какой тяжестью на нее давит.