— Ты медлителен, — сказал я, подавшись назад. Это были первые мои слова, обращенные к нему.

— Ублюдок, — процедил он и, не обращая внимания на сакс в потрохах, снова бросился на меня.

До того он держался презрительно, теперь же в нем осталась только ярость. Ваормунд рубил Вздохом Змея, нанося короткие свирепые удары, от которых мой клинок звенел. Я вынужден был пятиться перед необоримой силой его натиска. Но гнев разгорячил противника, затуманил рассудок, и его удары, хотя и чудовищной силы, не сложно было отражать. Я дразнил его: называл безмозглым куском дерьма, говорил, что мать испражнила его, а не родила, напомнил, что по всей Британии идет молва, что он лижет задницу Этельхельму.

— Червяк, ты подыхаешь, — насмехался я. — Меч в брюхе убивает тебя!

Ваормунд понимал, что, скорее всего, это так. Мне доводилось видеть людей, оправившихся от разных ужасных ран, но удар в живот, как правило, оказывался смертельным.

— Ты будешь умирать медленно и в муках, — обещал я ему. — А меня люди запомнят как человека, прикончившего Этельхельмова подлизу.

— Ублюдок! — Ваормунд едва не рыдал от ярости.

Он понимал, что почти неизбежно умрет, но жаждал убить меня и тем самым спасти свою репутацию. Я встретил очередной замах Вздоха Змея, и от силы этого удара рука моя задрожала. Вздох Змея поломал немало клинков, но каким-то чудом мой заемный меч до сих пор выдерживал все испытания. Ваормунд сделал быстрый выпад, я отскочил и едва не споткнулся о камень. Верзила теперь ревел, наполовину от ярости, наполовину от боли. Осиное Жало глубоко засело у него в кишках, терзая их, и кровь просачивалась через кольчугу и капала на землю. Ваормунд попытался вырвать меч, но плоть крепко держала клинок, и стало только хуже. Оставив все как есть, детина сделал новый выпад, но уже не такой быстрый. Я отвел его клинок в сторону и совершил ответный выпад, целя ему в лицо, но потом опустил меч и нанес удар по рукояти Осиного Жала. Ваормунду было больно, я видел это по его глазам. Он отшатнулся, покачнулся, потом обрел новую ярость и новую силу. Ваормунд наседал отчаянно, тесня меня одним мощным ударом за другим, крякая при каждом усилии. Часть из них я отражал, от иных уходил, довольствуясь тем, что Осиное Жало убивает врага медленно, тем самым даруя нам время. Ваормунд слабел, но запас его сил был таким огромным, что мне приходилось пятиться к «стене щитов» Румвальда. Увидев, как я вогнал Осиное Жало в брюхо Ваормунда, мерсийцы разразились криками, но теперь они молчали, завороженные мощью этого великана, способного с мечом в животе атаковать с такой сумасшедшей яростью. Ему было больно, двигался он все тяжелее, но при этом не оставлял попыток зарубить меня.

Потом на западе пропел рог. Настойчиво пропел. Он доносился со стен, и звук этот наполовину остановил Ваормунда.

— Давай! — взревел Этельхельм. — Давай!

Он обращался к своей «стене щитов», приказывая наступать, уничтожить нас, закрыть ворота.

Ваормунд обернулся на миг на голос хозяина, и мой взятый взаймы меч, лезвие которого было все в зазубринах от яростных атак Вздоха Змея, проскользнул под косматую бороду и вошел в горло. Кровь струей ударила в знойный воздух. Верзила, полностью обессиленный, повернулся ко мне и краткий миг просто смотрел с явным недоумением. Он открыл рот, собираясь сказать что-то, но кровь потекла у него по губам, и Ваормунд медленно упал на колени на пыльный гравий, пропитанный его кровью. Он все еще смотрел на меня, но теперь как будто умоляя сжалиться. Но во мне не было жалости. Я снова ударил по рукояти Осиного Жала, и Ваормунд заскулил, потом повалился набок.

— Убейте их всех! — ревел Этельхельм.

Мне едва хватило времени, чтобы уронить окровавленный заемный меч, наклониться и вырвать из слабеющих пальцев Ваормунда Вздох Змея. Потом я побежал или, точнее, «порысил» обратно к нашему строю, где Финан вручил мне брошенный мной щит. Снова загрохотали барабаны. Рог все еще тревожно гудел. А воины Уэссекса шли, чтобы убить нас.

Шли они медленно. Поэты уверяют, что люди бросаются в битву, стремясь к убийству, как влюбленный на свидание, но «стена щитов» — страшная штука. Воины из Уэссекса понимали, что яростный натиск не поможет и достичь главных ворот за нашей спиной они смогут, только держа плотный строй и сомкнув наложенные друг на друга краями щиты. Поэтому они шли неспешно, их настороженные и мрачные лица выглядывали поверх окованных железным ободом щитов с изображением оленя. У каждого третьего было укороченное копье, остальные вооружились саксами или секирами. Осиное Жало я оставил в брюхе у Ваормунда, а оно мне сгодилось бы. Длинный меч — не оружие для «стены щитов», но я сжимал Вздох Змея, и ему предстояло мне послужить.

— Наш король идет! — воззвал я. — Сдержите их!

— Убейте их! — верещал Эльфверд. — Уничтожьте!

Западные саксы держали копья опущенными. Я предполагал, что задние ряды могут метать их, но ни одно не прилетело. Зато люди Витгара кидали копья поверх наших голов. Острия с глухим стуком вонзались в щиты уэссексцев.

— Проломите их строй! — кричал Этельхельм.

И они шли вперед по-прежнему осторожно и перешагивали через исполинский труп Ваормунда. Щиты их постоянно клацали, задевая друг друга краями.

Враги были уже совсем близко. Они смотрели в глаза нам, мы — им. Люди затаивали дыхание, собираясь с мужеством перед столкновением. Резкие команды гнали их вперед.

— Убейте их! — возбужденно вопил Эльфверд. Он выхватил меч, но благоразумно держался подальше от боя.

— За Бога и короля! — издали клич западные саксы.

И началось. С криками, одним махом они преодолели последние два шага, наши щиты столкнулись и загрохотали. Мне на щит давили, я упирался. Секира врубилась в обод, едва не задев голову, воин со стиснутыми зубами и в грубо починенном шлеме корчил яростные рожи всего в нескольких дюймах от моего лица. Он пытался ткнуть саксом мимо края щита, пока секирщик отжимал щит вниз, но лезвие секиры скользнуло по сделанной ею зарубке, и я налег снова, оттеснив корчащего рожи назад. Финан, должно быть, достал его клинком, потому что воин повалился и дал мне возможность нанести Вздохом Змея укол секирщику.

Стоны людей. Звон клинков. Священники, призывающие своего Бога истребить нас. Мерсийский копейщик у меня за спиной просунул древко мимо моего щита. Я слышал голос Этельхельма с ноткой паники, призывающий своих воинов закрыть ворота. Когда он закричал, я поднял голову и на миг встретился с ним взглядом.

— Заприте ворота! — пронзительно верещал олдермен.

Секира ударила по моему щиту. Я стряхнул лезвие, а мерсиец ткнул копьем. Я выбросил вперед Вздох Змея, почувствовал, что он уперся в дерево, и кольнул снова, но тут Румвальд зажал мой локоть, навалившись на меня. Он заскулил, потом уронил щит и упал. Копейщик у меня за спиной попытался занять его место, но Румвальд отчаянно бился, крича в агонии, и мешал ему. Уэссекское копье пронзило кольчугу Румвальда, потом милосердная секира обрушилась на шлем, проломив ему череп. Копейщик попытался достать западного сакса, но тот перехватил ясеневое древко и тянул его на себя, пока Вздох Змея не уткнулся ему в подмышку.