Иван посмотрел на Фрола. Тот только ухмыльнулся, мол, не успеет этот ничего предпринять. Тогда Карпов дал знак, и казак освободил левую руку ректора.

Придвинули стул к столу, внимательно наблюдая за пленником. Тот же действительно нажал на выступы узора, используя все пять пальцев. В утробе стола что-то щелкнуло, и боковая панель тут же откинулась, провернувшись на петлях.

Иван заглянул в тайник. Хм. Действительно какие-то бумаги. Полез их доставать и тут вдруг услышал хрип и раздосадованные чертыханья Фрола. Обернувшись же, обнаружил ректора, трясущегося в корчах судороги.

– Какого?..

– Да кто же его знал, – ответил Фрол. – Вроде потянулся взмокший лоб протереть, а потом р-раз – и камешек у колечка откинулся, а этот в рот себе что-то сыпанул. Ну и…

– Твою налево. И этот. Вот что вы такое задумали, ироды, если с такой легкостью кончаете с собой?

Вопрос риторический. Потому что тот, кто мог ответить, уже затих с пеной на губах, устремив остекленевший взгляд в некую даль. Иван глянул на правую руку. Там присутствовало похожее кольцо. В смысле по габаритам. Так что скорее всего было абсолютно без разницы, какую руку ему освобождать.

– И что будем делать? – спросил Фрол.

– Забираем бумаги и уходим, что же еще, – вздохнул Иван.

– А как с прислугой быть?

– Оставим. Дом не выстынет и за неделю, соседи-то топят. А их найдут гораздо раньше. Дело свое провалили. С бумагами пусть разбираются в Москве. Все, уходим.

Жером де Атталь с удовольствием потянулся к бокалу великолепного французского вина – привет с его далекой родины. До недавнего времени ему приходилось пробавляться разной кислятиной, завозимой в дикую Московию европейскими торговцами. А для чего везти дикарям изысканные напитки, кои они не сумеют оценить? Правда, были и исключения.

Взять того же боярина Василия Голицына, который покровительствовал французскому дворянину, объявившемуся в Москве год назад. Де Атталь оказался сведущ во многих вопросах. Он был неплохим инженером, что доказал кое-какими дельными замечаниями и предложениями. Разбирался в военном деле, как в строительстве, так и во взятии крепостей. Не понаслышке был знаком с тактикой как татарской конницы, так и турецкой армии. Чему способствовали несколько лет, проведенные на службе в австрийской армии.

В Москву он прибыл не просто в поисках удачи и возможности заполучить тепленькое и доходное место. Нет. Он приехал сюда, когда стало известно о заключенном между Польшей и Россией договоре против Турции. Не сказать, что данное обстоятельство в Австрии было воспринято с воодушевлением.

Но Жерому было глубоко наплевать на интересы бывших работодателей. Они платили ему жалованье, и он честно отрабатывал его своей кровью. В России же иноземцы традиционно получали куда более солидное вознаграждение. Главное, оказаться полезным. И опыт де Атталя должен прийтись как нельзя кстати. Ведь русские собирались драться с крымскими татарами.

И все-то со стороны выглядело вполне пристойно. Вот только весь такой открытый, изящный кавалер и решительный солдат на деле имел двойное дно. Он и его товарищ являлись посланниками самого провинциала[17], возглавлявшего польскую провинцию.

Подмяв под себя Речь Посполитую, где иные религиозные конфессии были практически раздавлены, члены общества Иисуса не могли не обратить свой взор на Русь. Так с подачи провинциала в коллегиумах и бурсах Великого княжества Литовского начали принимать на обучение детей из Новгорода и Пскова.

Мало того, уже практически был решен вопрос о создании таковых в самих этих русских землях. Дело, конечно, шло тяжко, но двигалось. Закладки, сделанные лет десять назад, уже начинали срабатывать. Выпускники академии мало-помалу вступали в права наследования, все больше наливаясь влиянием в тамошнем обществе. Так что Новгород и Псков – это всего лишь вопрос времени.

А вот с Московией все было куда как труднее. Царь Дмитрий попросту запретил отправлять молодежь за границу. Нет, русские, разумеется, обучались в европейских университетах. Но только ни одно из этих заведений не имело касательства к ордену.

Ситуацию попытался исправить ректор Вильненского университета, получивший на то благословение провинциала. Но его предприятие потерпело неудачу. Конечно, жаль, потому что коллегиум общества Иисуса в Немецкой слободе был бы как нельзя кстати. Что с того, что там хватает протестантов?

Здесь, на Руси, они все чужаки, а потому европейцы тянутся друг к другу, протягивая руку помощи. А иезуиты могут быть как решительными, так и терпеливыми. Ведя честные диспуты с представителями других религиозных конфессий, можно заронить сомнения даже во взрослых людей, что уж говорить о молодежи. А в теологических спорах с братьями не выстоят не только эти протестанты, но и православные иерархи. Они попросту не имеют столь обширного опыта и специфичного обучения.

Н-да. Попытка обернулась провалом. Ректор Раудис и доктор Кравчик слишком уж увлеклись устранением проблемы. Тогда как ее нужно было либо обойти, либо использовать в своих целях. Как? Ну для начала немного подумав.

Провинциал решил действовать исподволь. Нужен был живой пример. Олицетворение того, как европейский склад ума, европейский взгляд и европейский уклад жизни приводят к успеху. Это зажжет молодые сердца и поднимет авторитет Европы в целом. И на эту роль был назначен боярин Голицын.

Именно де Атталь должен был выступить проводником начинания провинциала. Ему предстояло вести параллельную игру на случай неудачи Адама Кравчика, мир его праху. Папа лично отпустил ему грех самоубийства. Жерома даже слегка передернуло, едва только он представил, что его ожидало, попади покойный доктор в руки Разбойного приказа живым. Рано или поздно говорить начинают все. А еще хорошо, что, кроме него, о французе никто не знал.

Итак, ставка была сделана на Голицына. Ему предстояло немножечко выиграть войну с Крымским ханством и вернуться в Москву в ореоле славы. А этого боярина отличало искреннее преклонение перед Европой. Он предпочитал все только европейское. Будь его воля, то и сына отправил бы учиться за границу. Причем непременно в университет общества Иисуса, потому как полученное там образование в Европе считалось наиболее престижным.

Сам боярин, как и его семья, неизменно носил европейское платье. Его дворец, в отличие от остальных, был выстроен в итальянском стиле. И даже кухня в его доме была европейской. Хм. Именно благодаря этому его пристрастию Жером и имел возможность побаловать себя великолепным вином, выписанным боярином по его совету.

Дверь в его комнату открылась, впуская невысокого смуглолицего итальянца, такого же члена ордена, как и сам француз. При этом на его лице было самое что ни на есть постное выражение.