Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Арафат улыбнулся.
— Я ни минуты не сомневался, что это дело рук Тарика. Но если директор вашего ЦРУ полагает, что ему удастся получить тому доказательства, то он сильно ошибается. Тарик следов не оставляет.
— Если он и впредь будет убивать евреев, продвижение к всеобъемлющему мирному договору на Среднем Востоке, несомненно, замедлится.
— Простите меня за откровенность, господин президент, но я вам так скажу: Тарик может считаться фактором международной политики, только пока израильтяне и американцы соглашаются признавать его таковым. На самом же деле он к нашему движению отношения не имеет, территории, подведомственные палестинцам, не курирует, и от лица палестинцев, которые хотят мира, не выступает.
— Все это так, но неужели вы не в силах ничего сделать, чтобы наставить его на путь истинный?
— Тарика? — Арафат покачал головой. — Боюсь, это невозможно. Когда-то мы с ним были большими друзьями, и я считал его одним из самых наших перспективных офицеров. Но он ушел от меня, когда я позволил себе осудить терроризм и начал вести мирные переговоры. После этого — а с тех пор минули годы — мы с ним ни разу не разговаривали.
— Быть может, он хоть сейчас к вашим словам прислушается?
— Боюсь, сейчас Тарик прислушивается только к голосам, звучащим у него внутри. Это человек, одержимый демонами.
— Демоны терзают всех людей моего возраста.
— Или моего, — сказал Арафат. — Но я полагаю, что Тарика преследуют демоны иного рода. Ведь он совсем еще молодой человек. Но он умирает, знает об этом, и стремится свести счеты со своими врагами еще при жизни.
Беквит в удивлении приподнял бровь.
— Умирает, вы говорите?
— Согласно моим источникам у него быстро прогрессирующая опухоль мозга.
— А израильтяне об этом знают?
— Знают, — сказал Арафат. — Я сам им об этом сказал.
— Кому конкретно?
— Шефу израильской разведки Ари Шамрону.
— Не понимаю, почему шеф израильской разведки не поделился этими сведениями с ЦРУ.
Арафат рассмеялся.
— Уверен, что с Ари Шамроном вы лично не встречались. Между тем это человек старой закалки и большой хитрец, который в своей деятельности руководствуется принципом: «Пусть левая рука не ведает, что творит правая». Кстати, вы знаете какой девиз у израильской разведки?
— Боюсь, что нет.
— "Веди войну с помощью обмана и хитрости, и так победишь". Ари Шамрон живет в соответствии с эти девизом.
— Вы, значит, полагаете, что Шамрон ведет свою собственную игру?
— Когда дело касается Шамрона, возможно все. Насколько я знаю, среди сотрудников израильской секретной службы есть люди, которые требуют ликвидации Тарика, не считаясь с политической ситуацией. Но есть и те, кто, как мне кажется, хотят, чтобы он преуспел в своей миссии.
— И к какой же категории относится Шамрон?
Арафат нахмурился.
— Об этом остается только догадываться.
* * *
Незадолго до полуночи президент проводил Арафата к ожидавшей его машине. Высокий, седой, похожий на римского патриция президент и маленький пузатый революционер в униформе цвета хаки и каффии с летящими по воздуху концами разительно отличались друг от друга и представляли собой чрезвычайно колоритную, даже, пожалуй, забавную, пару.
Беквит сказал:
— Насколько я понимаю, после церемонии подписания соглашения вы собираетесь почтить своим присутствием прием в доме Дугласа Кэннона. Надеюсь, вы знаете, что мы с Дугласом большие друзья?
— Мы с ним тоже давно поддерживаем дружеские отношения. Между прочим, он говорил о справедливости палестинского дела задолго до того, как к подобному же выводу пришли многие американские политики. Это потребовало от него немалого мужества, особенно если принять во внимание то обстоятельство, что он был сенатором от Нью-Йорка, где еврейское лобби пользуется огромным влиянием.
— Да, Дуглас всегда очень последовательно отстаивает свои позиции, чем, кстати сказать, разительно отличается от большинства нью-йоркских политиканов. Когда увидите его, передайте ему, пожалуйста, мой сердечный привет.
— Обязательно передам.
Они пожали друг другу руки под кровлей Северного портика, после чего Арафат направился к ожидавшему его лимузину.
— Хочу попросить вас об еще одном одолжении, мистер Арафат.
Палестинский лидер повернулся и в удивлении поднял бровь.
— О каком же?
— Будьте настороже.
— Я всегда настороже, — ответил Арафат и забрался на заднее сиденье лимузина.
Машина тронулась с места и, развив скорость, исчезла из виду.
Берлингтон. Штат Вермонт
— Вас зовут не Доминик Бонар, и в лондонской художественной галерее вы не работаете. На самом деле вы работаете на израильскую разведку. Мы уехали из Монреаля в такой спешке, поскольку у ресторана появился ваш приятель Габриель Аллон, который хотел меня убить.
У Жаклин разом перехватило горло и пересохло во рту. Но тут она вспомнила, что говорил ей в Лондоне Габриель: «У Доминик Бонар нет причин бояться этого человека. Если этот тип будет на тебя давить, огрызайся».
— Не понимаю, о чем вы говорите! Я не знаю никакого Габриеля Аллона. Немедленно остановите машину! Куда, к черту, вы меня везете? Что на вас нашло?
Тарик ударил ее пистолетом по голове. Это был короткий, хлесткий и очень болезненный удар, от которого у нее из глаз брызнули слезы. Она подняла руку, дотронулась до поврежденного места и обнаружила на пальцах кровь.
— Сукин сын!
Он проигнорировал ее и продолжал говорить:
— Итак, вы не Доминик Бонар, и в художественной галерее вы не работаете. Вы израильский агент и работаете на Ари Шамрона. В Монреале улицу Сен-Дени переходил Габриель Аллон. Он хотел меня застрелить.
— Как бы мне хотелось, чтобы вы перестали нести весь этот бред! Я представить не могу, о чем вы говорите. Повторяю, я не знаю никакого Габриеля Аллона. И Ари Шамрона я тоже не знаю.
Размахнувшись, он ударил ее снова. По тому же месту. Боль была такая сильная, что она, несмотря на все попытки сдержаться, залилась слезами.
— Перестаньте меня бить! Я говорю правду!
Снова удар — еще более сильный и болезненный.
— Меня зовут Доминик Бонар! Я работаю в художественной...
Он опять ее ударил. Сильнее прежнего. Жаклин почувствовала, что еще немного — и она потеряет сознание.
— Вы сукин сын! Ублюдок! — вскричала она, захлебываясь от рыданий и зажимая пальцами рану на голове. — Куда вы меня везете? Что собираетесь со мной делать?