Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снег в лесу почти растаял, весна вступила в свои права. Уже повсюду зеленело и под ногами стали появляться первые цветы, распускающиеся маленькими желтыми солнышками.
Конопатая опасалась, что уж после злосчастного купания в холодной проруби Маша наверняка потеряет ребенка. Но живот у Властительницы округлился и продолжал увеличиваться. Как она сама сказала – “оно вцепилось в меня мертвой хваткой”. А в один из пасмурных, дождливых дней, когда стояли втроем под большим деревом, она ойкнула, нащупывая что-то под самым пупком.
– Шевельнулся.
Дашка переглянулась с Белкой. Если та и хотела отомстить Властительнице, то у Конопатой это желание притупилось, стало маленьким, провалилось на самое дно ее измученной души.
“В самом деле”, – думала она, – “если мы дойдем до зоны, Маша трансформируется. Да ведь и мелкая тоже. Они станут безмозглыми, одинокими нелюдями, которых не защищает стая. В конце концов их прикончат охотники. Разве этого я хочу?”
Но охотники гнали их в зону уже сейчас. Иногда в лесу можно было слышать дикие, нечеловеческие вопли, издавать которые – и все трое это прекрасно понимали – могли только люди. Люди, на которых обратилось зло других людей. В лесах севера царил безудержный, лютый послевоенный хаос, в котором невозможно было чувствовать себя в безопасности.
– Вы знаете, что с вами будет. Там, на космодроме.
Конопатая не могла идти дальше, не сказав это вслух, не получив одобрения или отказ. Ей не хотелось брать на себя ответственность, быть человеком, ведущим остальных за собой, тем, кто все решил за других.
– А что там, на космодроме? – спросила Белка.
– Не знаю. Но там зона. Люди на космодроме перестают быть людьми. Они становятся мутантами.
– Я бы посмотрела, – Белка сорвала желтое солнышко, сунула себе за ухо.
Конопатая оглянулась на Властительницу, поглаживающую живот. Теперь был ее черед высказаться. Но она молчала. Долго молчала. Когда, наконец, подняла взгляд, Дашка увидела в нем все тот же суеверный ужас.
– Врать не буду – страшно. Но ведь трансформация не мгновенная, правда?
– Правда. Даже без черного мяса люди в зоне обращались неделями.
– То есть я успею? – она снова посмотрела на живот, погладила его.
– Да. Думаю – да.
Напрямик выйти не удалось. Заплутали. Когда наткнулись на широкую полосу секвохи – самую широкую, которую когда-либо видели – решали, где космодром, севернее или южнее? Повернули направо, двигаясь на север. Угадали: в начале следующего дня стали появляться почти разрушенные, поглощенные лесом остатки человеческой мощи – развалины бетонных сооружений, стальных конструкций… А потом уж явились и приметы нынешнего времени, оставленные теми, кто хотел обратиться, кто добровольно приходил в зону – зарубки на деревьях, говорящие о том, сколько прошло человек, сколько среди них было мужчин, женщин, детей; идолы, вырубленные из тех же деревьев; иногда и кости тех, кто не дошел.
– Давай тормознем, – Маша вытерла пот со лба. Идти ей было еще труднее, чем несколько недель назад. Да и солнце припекало, заставляя снимать с себя лишнюю одежду, давно превратившуюся в лохмотья.
– Давай, – согласилась Конопатая.
Остановились у ручейка, к прозрачной воде которого долго, с наслаждением прикладывались, словно дикие животные в незапамятные времена.
– Странно, – заметила Маша, откинувшись на зеленую траву. – Мне казалось, что в зоне я сразу что-то почувствую.
– Что именно?
– Да черт его поймет. Изменения какие-нибудь. Странности в голове. Желание перестать быть человеком. А тут все такое же, как и везде, ничего особенного. И желания те же – нажраться, напиться, поваляться в тенечке.
– Вот и валяйся, не забивай голову ерундой.
– Хорошенькая ерунда! Может, это мои последние… – Маша заставила себя замолчать, прикусила губу.
Можно было остаться там, у ручья, ведь территории космодрома они уже достигли. Но Конопатая решила идти дальше, увлекая за собой остальных.
Нигде в лесу не было так тихо, как в этом странном месте. Ветви огромных секвох едва шевелились, в воздухе чувствовался сладкий привкус цветущего, пробудившегося от зимней спячки мира. И никого вокруг на многие дни пути! Мутанты ушли, а люди – те, что хотели оставаться собой – здесь не появлялись.
– Думаешь найти что-то особенное? – снова подала голос Властительница. – Искали и до тебя, ничего не нашли. И вообще, разве можно понять, что мы добрались до сердцевины? Все вокруг одинаковое. Деревья и трава, трава и деревья…
– Увидим, – ответила Дашка и уже через несколько минут указала рукой вперед.
Их глазам открылся просторный участок, на который почти не покушались деревья. Сложенные из камней прямоугольные глыбы, поставленные то вплотную друг к другу, то на расстоянии, образовывали круглый лабиринт. Несложный, его мог бы пройти любой – сооружение имело чисто символическое значение. В центре лабиринта возвышались останки чего-то монументального, похожего на башню, собранную из разномастных, хитро переплетающихся элементов.
– Господи боже… – Маша смотрела на стальную конструкцию, прикрываясь ладонью от солнца. – Это же стартовая площадка! Была когда-то.
Двинулись мимо каменных глыб, местами украшенных выцветшими тряпицами. Пространство между ними зарастало не обычной травой, а пестрой в своем разнообразии смесью растений. Они лишь недавно выползли из земли, показали первые листья, поэтому сложно было сказать – что это? Цветы? Кустарник? А может, сами секвохи?
Решено было устроиться на первом, бетонном ярусе стартовой площадки. Все-таки возвышение, дает обзор ближайших окрестностей. Еще выше было бы опасно, там изрядно проржавевший металл.
Конопатая до вечера таскала ветки, чтобы сложить на бетоне подобие шалаша, накидать еловых лап. Сильный дождь найдет и в этом укрытии щели, но лучше такое, чем совсем ничего. Когда солнце зашло и обитатели только что построенного домика повалились на его пахнущий хвоей пол, Дашка, дождавшись умиротворенного сопения девочки, спросила:
– Срок уже должен выйти. Разве нет?
– Думаю, что давно вышел, – ответила Маша. – Но то наш, людской срок. А сколько носила бы самка мутанта, если бы они могли давать потомство? Мы с тобой не знаем.
– Ты думаешь, что носишь…
– Тут и думать нечего. Спи! Тебе надо больше отдыхать. От нас с мелкой много помощи не дождешься, уж извини.
Но сон на новом месте приходил к Конопатой с трудом. Ни в эту ночь, ни в другую. Даже когда жилье удалось обустроить, укрепить, добавить в нем простора и уюта, спала она беспокойно, словно не под крышей и на еловых ветках, а в холодной яме посреди