светлеющего дня. Мне не нравился вид этих стеклянных шпилей, даже на расстоянии. Из-за своей формы они почти казались лицами, которые смотрели на нас. Я сказал себе, что это иллюзия, ничем не отличающаяся от вида раскрытого рта в дупле старого дерева или облака, выглядящего как дракон, но это не помогло. Даже близко не помогло. В мой разум закралась мысль – совершенно нелепая – что сам город и был Гогмагогом: разумным, наблюдающим и злобным. Пугала сама мысль о том, чтобы подойти к нему ближе; мысль же о том, чтобы воспользоваться именем Лии и пройти через ворота, была и вовсе ужасающей.

«Мистер Боудич сделал это и вернулся назад, – сказал я себе. – Ты тоже сможешь».

Но меня терзали сомнения.

Затем колокол издал единственную длинную, звенящую железом, ноту: ДОНГ.

Радар поднялась и сделала шаг в сторону звука.

– ПЕРВЫЙ ЗВОН, ШАРЛИ?

Я поднял один палец и кивнул.

Пока звук медленно затухал, начало происходить что-то более удивительное, чем таракан-переросток или гигантский сверчок: небо над теснящимися лачугами и коттеджами за городом стало темнеть, как будто тень скользила не вниз, а вверх. Я схватил Клаудию за руку, на мгновение испугавшись, что вижу какое-то странное затмение не солнца или луны, а всей земли. Затем, когда звон совсем стих, темноту прорезали тысячи световых трещин, которые пульсировали и менялись. Я увидел разнообразие цветов: чёрный и золотой, белый и оранжевый, королевский тёмно-пурпурный.

Это были бабочки-монархи, каждая размером с воробья, но такие воздушные и эфемерные, что утренний свет проникал как сквозь них, так и окутывал их.

– СЛАВА ЭМПИСУ! – воскликнула Клаудия, и вскинула обе руки к разлетающемуся над нами потоку жизни. Этот поток загородил линию города, заслонил «лица». – СЛАВА ГАЛЛИЕНАМ! ДА БУДУТ ОНИ ПРАВИТЬ СНОВА И ВОВЕКИ!

Как бы громко она ни говорила, я почти ничего не слышал. Я был ошеломлён. Никогда в жизни я не видел ничего настолько сумасшедше нереального и такого прекрасного. Бабочки затмили небо, летя над нами одному Богу известно куда, и когда я почувствовал ветер от их крыльев, я, наконец, принял – целиком и полностью – реальность этого другого мира. Эмписа. Я прибыл из вымышленного мира.

А это была реальность.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Покидая Клаудию. Вспоминая Дженни. Ночь в ангаре. Ворота. Одержимый город.

1

адар довольно охотно устроилась в корзине с флисовой прокладкой, хотя у неё случился приступ кашля, который мне не понравился. Мы с Клаудией подождали, пока кашель пройдёт. Клаудия подолом платья вытерла выделения из глаз Радар и с боков её морды, затем серьёзно посмотрела на меня.

– У НЕЁ ОСТАЛОСЬ МАЛО ВРЕМЕНИ, ШАРЛИ!

Я кивнул. Она притянула меня в объятия, затем отпустила и взяла за плечи.

– БУДЬ ОСТОРОЖЕН! МНЕ БУДЕТ ЖАЛЬ УВИДЕТЬ ТЕБЯ БЕЗ НЕЁ, НО ЕЩЁ ПЕЧАЛЬНЕЕ БУДЕТ СОВСЕМ НЕ УВИДЕТЬ! ТЫ ПОНЯЛ ВСЁ, ЧТО Я ТЕБЕ СКАЗАЛА?

Я поднял вверх два больших пальца и похлопал себя по заднему карману.

– НЕ ПОЛЬЗУЙСЯ ОРУЖИЕМ В ГОРОДЕ И ДАЖЕ РЯДОМ С НИМ!

Я кивнул и приложил палец к своим губам: тссс.

Она протянула руку, взъерошила мне волосы и улыбнулась.

– СЧАСТЛИВОГО ПУТИ, ЮНЫЙ ПРИНЦ ШАРЛИ!

Я взобрался на велосипед и устроился на сиденье. После моего велика, этот казался высотой с башню. Мне пришлось немного поднапрячься, чтобы двинуться, но как только трёхколёсник набрал скорость, стало легче крутить педали. Я разок оглянулся и помахал рукой. Клаудия помахала в ответ. И послала мне воздушный поцелуй.

Я ненадолго остановился, когда доехал до заброшенного трамвая. Одно из его колёс отвалилось, а сам он стоял наклонно. На ближайшем ко мне борту виднелись старые следы когтей и засохшей крови. «Волчары», – подумал я.

Я не стал заглядывать внутрь.

2

Дорога была ровной, и я двигался в хорошем темпе. Думал, что доберусь до ангара, о котором мне говорила Клаудия, задолго до темноты. Небо снова затянулось; земля была пустынна и лишена теней под нависающими облаками. Бабочки улетели туда, куда летали днём. Я гадал, увижу ли их снова, когда они будут возвращаться на ночёвку за городом. Волки могли держаться в стороне от домов и построек, не защищённых городской стеной, но я бы не рискнул поставить свою жизнь на это. Или жизнь Радар.

К середине утра я стал проезжать мимо первых домов и коттеджей. Чуть дальше, там, где первая просёлочная дорога пересекалась с Королевской, утрамбованная земля уступила место брусчатке из битого камня. В целом, я бы предпочёл землю, она была почти гладкой. В брусчатке же были выбоины, которые мне приходилось объезжать. На прямой устойчивость трёхколёсника была хорошей, но петлять было сложно. Иногда на поворотах я чувствовал, как одно из задних колёс отрывалось от дороги. Я компенсировал это наклоном в соответствующую сторону, как делал при поворотах на своём велосипеде, но был уверен, что более-менее резкий поворот завалит трёхколёсник набок, независимо от того, насколько сильно я наклонюсь. Я-то выдержу падение, чего нельзя сказать о Радар.

Дома были пусты, таращась окнами-глазами. Вороны – не гигантские, но довольно крупные – расхаживали по запущенным палисадникам, собирая семена или любые блестящие штуковины. Там росли цветы, но выглядели они пожухлыми и какими-то неправильными. По стенам осевших коттеджей, будто цепкие пальцы, ползли вьюнки. Я миновал странно покосившееся здание с осыпающимся известняком, проглядывающим сквозь то, что осталось от оштукатуренной облицовки. Двери болтались нараспашку, от чего проходы походили на рот мертвеца. Над ними на притолоке была нарисована кружка, такая выцветшая, что пиво в ней выглядело, как моча. Над кружкой выцветшими неровными тёмно-бордовыми буквами было написало слово «ОСТОРОЖНО». Рядом находилось помещение, вероятно когда-то бывшее магазином. Перед ним дорогу усеивало разбитое стекло. Помня о резиновых шинах трёхколёсника, я объехал стекло стороной.

Чуть дальше – теперь по обе стороны дороги здания стояли вплотную друг к другу, но с узкими тёмными проходами между ними – мы проехали через такую сильную канализационную вонь, что я поперхнулся и на время задержал дыхание. Радар запах тоже не понравился. Она беспокойно заскулила и заёрзала, от чего трёхколёсник слегка завилял. Я как раз подумывал остановиться и чего-нибудь перекусить, но эта вонь заставила меня передумать. Пахло не разлагающейся плотью, но чем-то совершенно прогнившим, возможно, каким-то нечестивым способом.

«В плену растений, как и в прошлый раз», – подумал я, и эта строчка