и поднес его к свету масляной лампы. «Воззвание к народу» – таким словами начиналось послание, написанное аккуратным, почти каллиграфическим почерком на классическом литературном греческом языке, которым теперь пользовалась лишь ученые и философы.

«Ромеи! – так начиналось это послание. – Многие из вас остались верны православной вере и не дали ввести себя в заблуждение лживыми речами латинских прислужников. Стойте же и дальше крепко на том, что было заповедано вам святыми апостолами, и тогда будете вознаграждены на небесах, ибо наш Господь справедлив ко всем своим сыновьям и дочерям! К тем, кто верил истинно, он отнесется по-доброму, остальным же укажет на их заблуждения и накажет так, как они того заслуживают.

Ваша борьба тяжела, ибо против вас сплотились могущественные силы – латинские епископы, архонты и сановники, даже патриарх и император не встали на защиту своей веры. Один из василевсов – Иоанн, принял постыдные условия Флорентийского собора, другой – Константин, не только не осудил деяния своего брата, но и продолжает идти на поводу у Рима!

Однако может ли нынешний император считаться истинным? Разве сумел он доказать, что достоин этого высокого титула, если не перед людьми, то хотя бы перед Богом?

Нет! Истинный император ромеев должен быть защитой и опорой православной веры и Константинопольской церкви, в чем ему следует поклясться перед всеми в день своей коронации. Но видел ли кто-нибудь коронацию нашего нового императора и может ли кто-нибудь подтвердить, что такая коронация вообще состоялась? Нет!

На троне в Константинополе сейчас сидит человек, который самовольно облачился в императорский пурпур, украсив свое чело бессмысленной побрякушкой в виде золотой короны, и вовсю заигрывает с азимитами[71], которые всегда ставили наживу и золото, выше чистоты духовной!

Братья мои! Неужели страх перед турками возобладает над страхом перед Божьим гневом? Неужели мы продадим веру наших отцов за тридцать серебряников? Неужели мы и дальше будем терпеть латинских священников и их лживые проповеди?

Нет! С нас довольно! Пришло время отсечь латинскую ересь и восстановить былое величие Православной церкви!

Господь да пребудет с нами ныне и присно и во веки веков. Аминь».

– Это «воззвание» напоминает больше инвективу[72]. – сказал Константин, дочитав до самого конца. – Кто автор этих строк?

– Авторов несколько, – ответил Рангави. – В том числе хорошо знакомый вам Иоанн Евгеник, младший брат Марка Эфесского, а ныне – правая рука Георгия Куртесия.

– И он тоже призывает народ к мятежу? – негромко произнес Константин, скорее констатируя печальный факт, чем ожидая получить ответ на свой вопрос.

– Более того, Иоанн Евгеник намекает на возможного претендента, в случае вашего отречения, – сказал Рангави. – Мои люди перехватили его переписку с царевичем Димитрием. И теперь у меня есть все основания полагать, что именно твой брат замешан во всех недавних беспорядках. Димитрий не жалеет денег для своих сторонников и обожает выслушивать хвалебные оды в свой адрес. Недаром Иоанн Евгеник так восхваляет царевича, называя его в своих письмах «будущим исправителем братских ошибок» и «благороднейшим защитником православия».

Константин слушал молча, еще раз перечитывая слова своего недавнего друга и наставника, который ныне стал ему едва ли не врагом.

«Что же я сделал не так? – спрашивал у себя император. – Как допустил, что на меня ополчились даже те, кого я любил всем сердцем?»

Прежде он никогда не сомневался в выбранном им пути, ибо действовал, лишь согласуясь со своей совестью. Но теперь, водрузив на себя корону василевсов, Константин вдруг осознал, что не имеет права на ошибку. Он словно обрел пророческий дар и, окинув взором свою многострадальную землю, ясно узрел мрачное и ужасное будущее, которое надвигалось подобно темной туче, заслоняя солнце надежды. Словно прорицатель он осознал неизбежность конца своего мира и вдруг понял, что спасение может прийти только с Запада. Однако цена этого спасения оказалась слишком высока.

Константин только теперь осознал, какую великую жертву принес его брат, Иоанн, когда поставил свою подпись под постыдным документом во Флоренции. Он принял на себя гнев народа, обрек свою душу на вечные страдания, и все это для того, чтобы спасти то немногое, что осталось от некогда великой империи. Ах, Иоанн, какой тяжелый груз ты нес всю свою жизнь! Бедный, бедный мой брат!

Константин почувствовал, как невыносимая тоска стискивает ему грудь. Ведь умирающая империя ждала новой жертвы и этой жертвой теперь станет он.

– Пора положить этому конец, – отчеканил Константин. – Я не позволю сеять смуту.

– Позволь мне выявить зачинщиков, – живо откликнулся Рангави. – И передать их в руки правосудия.

Василевс повернулся к своему другу:

– Разве тебе по вкусу роль шпиона?

– Мне по вкусу любая роль, которая принесла бы пользу стране, – ответил воин.

– На этот раз ты ничего не должен предпринимать, – спокойно сказал император. – В лицо здесь тебя знают лишь единицы, да и те наверняка ошибутся, увидев этот костюм.

– В монашеской рясе есть свои преимущества. – улыбнулся Рангави, отворачивая широкий рукав, к которому с внутренней стороны были прицеплены несколько небольших кинжалов. – Она позволяет пробираться всюду и проносить с собой все, что угодно.

– Даже в покои императора? – Константин не стал скрывать удивление.

– Если знать как, – многозначительно отозвался Рангави.

– И как узнал ты? – допытывался василевс.

– Я научился слушать. А когда слушаешь, люди сами выкладывают тебе свои секреты. Тем более, если ты облачен в одеяния простого послушника и пьешь наравне со всеми.

Император усмехнулся, взял со стола чашу и наполнил ее крепким вином.

– Быть может, смиренный послушник и ныне не откажется подкрепить свои силы?

– Разве что из рук императора, – улыбнулся Рангави, принимая наполненный кубок.

Сделав глоток и отерев усы, он произнес:

– Отменный вкус. Нечто подобное я пробовал на одном постоялом дворе, неподалеку от Платейских ворот. – Рангави отпил еще немного. – Народ там словоохотливый, особенно те, что набивают свой желудок за казенный счет. Один из них поведал мне о том, что с недавних пор в городе поселился необычный латинянин, кажется, родом из Венгрии. Говорят, что он искусный артиллерист и знает все о порохе и его применении.

– И что же он делает здесь, в Константинополе? – осведомился василевс.

– Стороннему наблюдателю может показаться, что этот венгр просто знакомится с достопримечательностями города. Однако особый интерес для него почему-то представляют наши стены и укрепления – их устройство, высота и, главное, толщина.

– Странное любопытство, – согласился император. – Сможешь тайно привести его ко мне? Я хотел бы с ним переговорить.

– Будет сделано. – Рангави осушил кубок до последней капли и причмокнул губами. – А что с Куртесием