— Я всегдачувствую себя немного неловко, когда я с тобой, — признался он.Простодушие Фьяммы лишало его привычной уверенности в себе.

Фьямма восприняласлова Джанни как комплимент и улыбнулась.

— Вы хотелименя видеть. Почему? — спросила она, переходя сразу к делу.

— В прошлыйраз мы говорили о нашем отце, — начал он. — У Петера Штрауса былаогромная прекрасная вилла на озере Комо.

— Я знаю. Мнемама рассказывала. Она жила там несколько лет, пока наш отец был жив.

— Хорошо. Таквот знай, этот дом заперт с тех пор, как отец умер. Он для меня очень многозначит, и не только потому, что там собраны великие произведения искусства.Этот дом — тоже своего рода зеркало. В нем отразился характер отца, его вкусы,его личность. Я сам мало его знал, ты его совсем не знаешь. Ты хотела, чтобы ярассказал о нем. Ну так вот, этот дом расскажет о нем больше и лучше, чем я иликто угодно другой. Я хочу сказать тебе, что он твой. Он принадлежит тебе поправу. Вот, держи. — Он вынул из кармана пиджака и протянул ей довольноплотный конверт. — Здесь акт о передаче права собственности.

Фьямма открылаконверт и вынула из него документ, состоявший из четырех машинописных страниц.

— Спасибо, —сказала она кротко. — Вы мне сделали большой подарок.

— Просто яхочу хоть отчасти исправить допущенную несправедливость. Конечно, это несколькозапоздалый жест, но все же больше, чем ничего. Полагаю, впоследствии тыполучишь и кое-что еще. Но пока я хочу, чтобы ты поехала на эту виллу. ВошлаРашель и сервировала чай. Следом за ней появилась Мария.

— Мамочка,можно нам съездить на озеро на пару дней? — спросила Фьямма. — Мойбрат только что сказал мне, что вилла на озере Комо — моя.

— Только ты ия? — улыбнулась Мария, заговорщически подмигнув ей и старательно пытаясьскрыть волнение, которое вызвала у нее эта новость.

— Нампридется взять с собой Мануэля, а то он с ума сойдет от ревности, —сказала Фьямма.

В тот деньФлоретта Руссель позвонила Мистралю из Парижа.

— Это правда,что ты признал свое поражение? Что ты выходишь из игры? Это правда? —начала она.

— А почемувдруг такой прокурорский тон? — отшутился Мистраль.

— Самподумай! Ты же никогда не был дураком. Если ты так решил, у тебя, конечно, естьна то свои резоны. Но в любом случае, если ты все же передумаешь и решишьвернуться в спорт, на меня больше не рассчитывай. Я подаю в отставку, —торопливо сообщила она.

— Ты что,заболела? — ошеломленно спросил Мистраль, не в силах понять, как Флореттапосле стольких лет могла решиться его оставить.

— Может быть,я свихнулась, но дело в том, что я больше не одна. Я живу с Жан-ЛуиКустадье, — объяснила она.

— А ктоэто? — В голосе Мистраля прозвучало любопытство. — Ты говоришь так,будто я с ним знаком.

— Честноговоря, тебе бы следовало с ним познакомиться. Это тот самый нейрохирург,который помешал коварной Шанталь увезти тебя в Париж, когда ты был в коме. И послучайному совпадению он — отец Шарля, моего сына.

В тот вечер,ложась спать рядом с Марией в их общей спальне, он рассказал ей о телефонномзвонке и добавил:

— Подуматьтолько, за все эти годы Флоретта ни разу даже не намекнула на существованиеэтого мужчины.

— По правдеговоря, я тоже удивилась. Теперь понимаю, почему, когда Шанталь хотела увезтитебя отсюда, Флоретта улетела в Париж, а перед отлетом сказала мне, чтобы я небеспокоилась, что у Шанталь ничего не выйдет. Специалист, которому предстоялорешить твою судьбу, был у нее в руках. Флоретта всегда отлично умела хранитьсвои тайны, — рассудительно заметила Мария.

— Женщиныумеют держать язык за зубами, особенно когда речь идет об их личной жизни. Ониповеряют тебе свои секреты, только когда ты на пороге смерти, — проворчалМистраль.

— Это что,шифрованное сообщение? — спросила Мария, проводя рукой по его чернымколючим, начинающим отрастать волосам.

— Наоборот,это сообщение совершенно недвусмысленное. Если бы я не готовился отдать концы,ты ни за что не открыла бы мне свое сердце, — прошептал он, обнимая ее.

— Неужели тыдействительно слушал, когда я рассказывала тебе свою историю? — поразиласьМария, вспоминая бессонные ночи, проведенные в реанимационной палате госпиталя,когда она, не умолкая, рассказывала ему о своем прошлом.

— Мы стольколет провели в поисках друг друга, в ожидании встречи, и все это время моя жизньшла своим чередом и твоя тоже. Когда случай едва не свел нас вместе, мы другдруга не узнали. Но я бы не стал ничего менять из того, что было. Даже моиошибки мне дороги, они помогли мне повзрослеть. Зато я многое изменил бы втвоей жизни. Особенно то, из-за чего ты так страдала.

— Я былалюбима. И я не жалуюсь на плохое, раз оно привело к такому концу: ты здесь, сомной. На улице холодно, идет дождь, а я здесь, в этой большой кровати, рядом стобой, обнимаю тебя, — шептала Мария. — Мне действительноповезло, — добавила она со вздохом. — Я до сих пор вспоминаю как чудотот вечер, когда мы вновь встретились на пляже в Чезенатико.

— Это ивправду было чудо. Мне мама сказала, что ты вернулась в Каннучето и вновьоткрыла ресторан. Но я думал, что ты и знать меня больше не хочешь.

— А помнишь,как я на тебя набросилась чуть не с кулаками и спросила, какого черта тебе надов такой час на этом пляже, когда я хочу побыть одна?

— Ты была такхороша в ту минуту, что у меня дух захватило. Я чуть не плакал и ругал себя начем свет стоит. Ведь мне хотелось тебя поцеловать, но я стоял как пень и словне находил, чтобы тебе ответить, — вспоминал Мистраль.

— Так скажихоть теперь, что же ты делал перед заходом солнца на этом пляже? Ты мне тогдатак и не ответил.

— Думал оТалемико Вернати, об отце, которого я совсем не знал, — ответил он идобавил: — А ты? Что ты делала на этом пляже в полном одиночестве перед заходомсолнца?

— Думала освоей жизни. И вспоминала тебя и Петера, — призналась она.

— Ты меня таки не забыла, верно?

— Как я моглазабыть? Это воспоминание я сохраню навсегда.

— Я знаю,Мария, — прошептал он ей на ухо, а потом наклонился и поцеловал в губы.

— В один изэтих дней я хотела бы съездить на виллу Петера с тобой и с детьми. Она теперьпринадлежит Фьямме. Ты это знаешь? — спросила она.

— Она тут жеприбежала мне сообщить. Это было очень великодушно со стороны Джанни.

* * *

Мистраль отказалсяот поездки с ними на озеро Комо, сославшись на то, что ему необходимопоработать в мастерской. На самом деле ему не хотелось стеснять Марию, и онрешил предоставить ей возможность свободно погрузиться в воспоминания. Сам жеон вновь стал посещать «пещеру Вулкана» под сводами железнодорожной насыпи. Помере того как здоровье и силы возвращались к нему, Мистраль все острее ощущалпотребность вернуться к своей первой страсти: работе с двигателями. Мастерская,когда-то принадлежавшая Сильвано Ваккари, а теперь перешедшая к нему,по-прежнему оставалась Меккой для автолюбителей, увлекающихся скоростнымимашинами. На то время, когда он не мог заниматься ею лично, Мистраль доверилведение дел механику из Турина, выпускнику школы Тронкеро, такому же отличномумастеру, каким был Сильвано. Роза Ваккари продолжала исполнять административныеобязанности. Теперь это была сварливая старушка, хрупкая на вид, но непотерявшая своей былой хватки. То лаской, то таской она вынуждала клиентовоплачивать астрономические счета и регулярно посылала подробные отчеты Мистралю.Он же старался поддержать высокий престиж мастерской, нанося частые визиты в«пещеру Вулкана».