— Уходи,Петер. У меня нет дома, — ответила она, давясь рыданиями.

— Я твойдом, — перебил ее Петер, силой поднимая ее с сиденья и неся на руках ксвоей машине.

— Оставьменя, — отбивалась она со слезами.

Петер крепкоприжал ее к себе и поцеловал.

— У меня нетникого на свете дороже тебя, — прошептал он ей на ухо, — я не могутебя потерять.

Мария перестала плакать.Человек, которого она любила, бросился за ней следом, и ей больше ничего небыло нужно, как только укрыться у него на груди, ощущая спокойную силу егообъятий.

* * *

Лето подходило кконцу. Над озером в рассветные и закатные часы стали сгущаться первые туманы, ввоздухе заметно чувствовалась свежесть. На вилле готовились к приему гостей, иэкономка накрыла стол в обеденном зале, украсив его по-осеннему букетамигеоргинов, пышно расцветших в эту пору на клумбах в саду вокруг виллы.

— Любой пирдолжен быть в первую очередь пиром для глаз, — любил повторять Петер.

Поэтому званыйобед был тщательно продуман и спланирован во всех деталях. В это сентябрьскоевоскресенье стол был застелен плотной скатертью из органди. На матовойповерхности ткани переливались шелковистым блеском вышитые гладью крупныегеоргины. Тот же цветочный мотив повторялся на расписанных вручную фарфоровыхтарелках. Небольшие букеты георгинов в хрустальных вазах обозначали местокаждого из гостей за столом. Мария и Петер расположились на открытой террасе инаслаждались полуденным солнцем, растянувшись на плетеных диванчиках. Изпортативного радиоприемника доносились романьольские мелодии в исполнениифольклорного ансамбля.

Петер сделал все,от него зависящее, чтобы привить Марии тонкий музыкальный вкус, носимфонические концерты, на которые он ее водил, всякий раз вызывали у нееностальгию по группе Казадеи [45],куда больше говорившей ее сердцу, чем все оркестры под управлением РиккардоМути, Зубина Меты, Карло Марии Джулини и Адриано Марии Барбьери, вместе взятые.Великие дирижеры так и не сумели затронуть чувствительных струн в еекрестьянской душе. Она принималась объяснять Петеру, что простенькие вальсы,полечки, мазурки, весь этот «трендель-брендель», так много говоривший еесердцу, ассоциируется у нее с залитыми солнцем полями, веселым смехом женщин,замысловатой божбой, которой пересыпали свою речь мужчины, с велосипеднымизвоночками и развевающимися юбочками девушек, крутящих педали, с летниминочами, полными светлячков, с голосами ее родных.

Петер улыбался,обнимал ее и говорил:

— Оставайсятакой всегда, Мария. Ты самая правдивая женщина, какую я когда-либо встречал.

В это воскресноеутро в конце лета, пока они ждали гостей, Мария закрыла книгу, которую читала,и целиком сосредоточилась на музыке. Ей вспомнилось другое, уже очень далекоесентябрьское воскресенье, когда она, укрывшись в густой тени страстоцвета назадней веранде старинной крестьянской усадьбы, накручивала на бигуди густыесеребряные волосы своей бабушки Джанны. Из приемника, включенного на кухне, гдеее родные готовили обед для посетителей ресторана, доносилась музыка,заполнявшая весь двор. Она вновь услыхала голос матери, спорившей с Антаресом,ее старшим братом, услыхала вдалеке рев автомобильного мотора и мысленным взоромувидела дерзкий, цвета «вырви глаз» маленький «болид» Мистраля, резкозатормозивший неподалеку от усадьбы.

Вспомнила она исмуглое лицо молодого человека, его волнующий голос, шептавший ей: «Ты мнеочень нравишься».

Она никогда нерассказывала Петеру о своей первой любви. Порой у нее возникало искушениесделать это, но что-то удерживало ее. Неужели далекое воспоминание, до сих порхранившееся в ее сердце в полной неприкосновенности, все еще настолько важнодля нее? Рано или поздно она должна от него освободиться.

Мария бросилавзгляд на Петера, заносившего пометки в блокнот. А что, если сказать ему прямосейчас? Вдалеке послышался шум двигателя. Какая-то машина поднималась вверх похолму, к вилле.

— Петер, —окликнула она его.

— Да? —ответил он рассеянно, поглощенный своей работой.

— Кто-то едетсюда.

— Этодрузья, — улыбнулся Петер, положив бумаги на стол.

Он подошел к ней,наклонился и поцеловал ее.

— Я ихзнаю? — спросила Мария.

— Его тызнаешь, это Джордано Сачердоте. С ним будет Сара, его жена, — ответилПетер.

Мария была знакомас Джордано Сачердоте, вернее, видела его пару раз, когда позировала длярекламного плаката духов «Блю скай».

Они встретилигостей и выпили аперитив на веранде, а затем прошли в обеденный зал и сели застол.

Сара и Мария сразуже нашли общий язык и прониклись симпатией друг к другу, пока мужчины говорилио делах.

— Насталмомент для возобновления массированной рекламной кампании «Блю скай» во всехстранах мира, — начал Джордано.

— Я туткое-что подсчитал. У меня выходит какая-то фантастическая сумма, — ответилПетер.

— У меня естьидея, — улыбнулся специалист по рекламе. — Она осенила меня как раз вту минуту, когда я понял, что сыт по горло сидячей работой.

— Продолжай,Джордано, — оживился финансист.

— Я подумал отом виде спорта, который перемещается по всему миру. Он обеспечит появлениемарки «Блю скай» во всех газетах и на телевидении, но не за плату, не врекламных вставках, а в качестве сенсационной новости, помещаемой на первуюполосу.

— Куда тыклонишь? — Петер был явно заинтригован.

— Я имею ввиду «конюшню» «Формулы-1», — Джордано наконец-то вытащил кролика изрукава. — Я уже провел исследование. Самым эффективным способомпродвижения товара на рынок, обеспечивающим наибольшую отдачу при минимальныхзатратах, является участие в гонках «Формулы-1».

Теперь и Марияживо заинтересовалась разговором. Она отметила про себя долгое молчание Петера,размышлявшего над предложением Джордано.

— Мы ужевыступали в прошлом в качестве спонсоров нескольких автогонщиков. И заметных результатовне достигли, — возразил он наконец.

— А всепотому, что название нашей фирмы фигурировало в виде узенькой полоски на шлемепилота. Если имя не написано на корпусе машины, никто его не упоминает потелевизору или в газетах. Но если «болид», участвующий в гонках, называется«Блю скай», это уже совсем другое дело, — Джордано говорил с жаром, не всилах передать словами воодушевление, светившееся в его глазах.

— И какдалеко ты зашел в практическом воплощении своей идеи? — пришпорил егоПетер, которого этот разговор начал забавлять.