Обеспокоенный быстрым падением рупии, я сказал нашему послу в Джакарте попросить Тутут встретиться со мной в Сингапуре. Я хотел поделиться с ней моими соображениями по поводу ситуации, которые она потом могла бы передать отцу. Последний раз я видел ее в 1997 году, во время моего посещения Сухарто в Джакарте. На Рождество (25 декабря 1997 года) премьер-министр Го Чок Тонг и я встретились с ней в Сингапуре, в Вилле Истана. Мы объяснили ей, насколько серьезным станет положение Индонезии, если доверие инвесторов не будет восстановлено. Речь шла, во-первых, о состоянии здоровья ее отца; а во-вторых, о его желании выполнять условия МВФ. Я настоятельно просил ее и ее братьев и сестер понять, что внимание управляющих международными инвестиционными фондами в Джакарте было сконцентрировано на тех экономических льготах, которыми обладали дети президента. Поэтому им было бы лучше полностью отказаться от участия в новых проектах и каких-либо операциях на финансовом рынке на все время кризиса. Я прямо спросил ее, может ли она добиться понимания ситуации своими родственниками. Она тут же откровенно сказала, что нет. Чтобы помочь ей понять, какие последствия влекут за собой ежедневные отчеты рыночных аналитиков, я послал Тутут через нашего посла в Джакарте копии подшивок ежедневных отчетов наиболее влиятельных аналитиков. Судя по действиям детей Сухарто, на них это не произвело никакого эффекта.

6 января 1996 года президент Сухарто обнародовал проект государственного бюджета Индонезии, который не обсуждался с МВФ и не соответствовал параметрам, оговоренным в соглашении с МВФ. В течение следующих двух дней курс индонезийской рупии снизился с 7500 до 10 000 за доллар США, так как и заместитель управляющего директора МВФ Стэнли Фишер, и заместитель секретаря казначейства США Лоуренс Саммерс подвергли бюджет критике как не отвечавший условиям, согласованным ранее с МВФ. В девять часов вечера 8 января я услышал сообщение по радио, что толпы людей в Джакарте в панике очистили полки магазинов и супермаркетов, чтобы избавиться от обесценивающихся рупий и запастись товарами. Я позвонил нашему послу в Джакарте, который подтвердил это сообщение, добавив, что один супермаркет был сожжен, а курс рупии у уличных менял понизился до 11 500 за доллар США.

Я тут же позвонил премьер-министру Го Чок Тонгу, который немедленно послал сообщение в Госдепартамент США и МВФ с просьбой выступить с заявлениями, чтобы прекратить панику на рынках. В противном случае существовал серьезный риск того, что утром могут возникнуть беспорядки. В семь часов утра по сингапурскому времени президент США Клинтон позвонил премьер-министру Сингапура Го Чок Тонгу, чтобы обсудить с ним последние события и после этого поговорить с президентом Сухарто. Клинтон заявил, что послал Саммерса помочь решить возникшие проблемы. Тем временем Фишер выступил с заявлением, сказав, что реакция рынка была чрезмерной. Эти действия дали надежду, что проблемы будут решены, а беспорядки и бунты – предотвращены. 15 января президент Сухарто лично подписал второе соглашение с МВФ, предусматривавшее проведение более глубоких реформ.

9 января 1998 года, за несколько дней до подписания второго соглашения с МВФ, вторая дочь Сухарто – Сити Хедиати Херияди Прабово (Титиек), жена генерал-майора Прабово Субьянто, командира «Копассуса» (подразделения «красных беретов» по проведению специальных операций), встретилась со мной в Сингапуре. Она приехала в Сингапур с ведома своего отца и просила нас о помощи по размещению в Сингапуре облигаций долларового займа. Некий международный банкир посоветовал им, что доллары, полученные в результате размещения такого займа, помогли бы стабилизировать рупию. Я ответил, что в той кризисной ситуации, когда дилеры валютного рынка сомневаются в стабильности рупии, возможная неудача с выпуском облигаций может вызвать дальнейшее падение доверия к валюте. Затем она пожаловалась, что, по слухам, Сингапур способствовал ослаблению рупии, и добавила, что наши банкиры поощряли индонезийцев держать свои деньги в Сингапуре. Она спросила, не могли бы мы прекратить эти действия. Я сказал, что любые меры были бы абсолютно неэффективны, поскольку индонезийцы могли перевести деньги из Индонезии в любую страну мира простым нажатием клавиши компьютера. Кроме того, слухи не могли бы повредить рупии, если бы экономика была здоровой. Чтобы восстановить доверие инвесторов, необходимо было показать, что ее отец действительно выполняет реформы, согласованные с МВФ. Если он считает, что некоторые условия являются слишком жесткими или их выполнение не имеет практического смысла, он мог бы пригласить к себе в качестве советника кого-либо вроде Пола Уолкера, бывшего председателя Федеральной резервной системы США. В МВФ, скорее всего, внимательно прислушались бы к аргументам Уолкера. Этот совет был услышан. Я узнал от одного из представителей банковских кругов, что Уолкер действительно приезжал в Джакарту, но после встречи с Сухарто уехал, так и не став его советником.

Проблемы Сухарто усугублялись все возраставшим участием его детей во всех выгодных контрактах и государственных монополиях. МВФ обращал особое внимание на отмену некоторых этих монополий, включая монополию на торговлю гвоздикой и национальную автомобильную монополию, принадлежавшую его сыну Томми, участие его дочери Тутут в строительстве электростанции, отмену банковских лицензий, выданных другим его сыновьям, и многое другое. Сухарто не понимал, почему МВФ вмешивается в его внутренние дела. В действительности же эти монополии и концессии стали серьезной проблемой в отношениях с управляющими инвестиционных фондов. Кроме того, высшие технократы из окружения Сухарто рассматривали финансовый кризис, охвативший Индонезию, как удобную возможность для того, чтобы пересмотреть те методы, использование которых ослабило экономику страны и привело к росту недовольства. Но самым главным было то, что в МВФ знали, что Конгресс США не проголосует за предоставление дополнительных фондов, чтобы пополнить ресурсы МВФ, если эта практика не прекратится.

Критически важной для преодоления кризиса была позиция Америки, которую Саммерс изложил премьер-министру Го Чок Тонгу и мне 11 января 1998 года, остановившись в Сингапуре по пути в Индонезию. Необходим был «разрыв» с теми методами управления правительством, которые использовал Сухарто; следовало отменить привилегии членам его семьи и друзьям и установить одинаковые для всех правила игры. Я, в свою очередь, указал на то, что необходимо было обеспечить преемственность власти, ибо, кто бы ни сменил Сухарто на посту президента, он не будет обладать таким же влиянием, как Сухарто, чтобы провести в жизнь выполнение тех условий, на которых настаивал МВФ. Поэтому нам следует помочь Сухарто выполнить условия МВФ и стремиться к достижению оптимального результата, а именно: добиться назначения вице-президента, который восстановит веру финансового рынка в будущее Индонезии после того, как Сухарто уйдет в отставку. Администрация Клинтона не разделяла моих взглядов, американцы были непреклонны, требуя от Индонезии перейти к демократии, прекратить нарушения прав человека и начать борьбу с коррупцией. Холодная война закончилась, и у них больше не было оснований «трястись» над Сухарто, как выразился Клинтон во время предвыборной кампании 1992 года.

Через два месяца, в марте 1998 года, бывший вице-президент США Уолтер Мондейл привез Сухарто послание президента Клинтона. Возвращаясь домой, он встретился в Сингапуре с премьер-министром Го Чок Тонгом и мною. После обмена взглядами на то, какими могут быть действия Сухарто по проведению реформ, Мондейл спросил меня: «Вы знали Маркоса. Был ли он героем или мошенником? Как бы вы могли сравнить Маркоса и Сухарто? Кто такой Сухарто: патриот или мошенник?» Я чувствовал, что Мондейл пытается прийти к определенному мнению относительно действий Сухарто перед тем, как представить какие-либо рекомендации своему президенту. Я ответил, что Маркос, возможно, начинал как герой, но закончил как мошенник. Сухарто отличался от него. Идеалом для него служили не Вашингтон, Джефферсон или Мэдисон[38], а султаны Соло, правившие на Центральной Яве. Жена Сухарто была младшей принцессой этой королевской семьи. На посту президента Индонезии он был мегасултаном мегастраны. Сухарто верил, что его дети обладали правом на привилегии, подобно принцам и принцессам династии султанов Соло. Поэтому, раздавая эти привилегии, он не испытывал никаких затруднений. Он считал себя патриотом, и я не назвал бы Сухарто мошенником.