Последний пост был опубликован всего пару часов назад.

Минут через сорок Страйк, обогнув одинокую фигуру под вывеской в стиле ар-нуво и оставив позади фасад станции метро «Бэронз-Корт», прислонился к почтовой тумбе и продолжил чтение. Уинны состояли в браке свыше тридцати лет. Единственной известной Страйку семейной парой с таким стажем были его тетушка и дядя: те забирали их с сестрой к себе в Корнуолл, когда мать не могла или не хотела с ними возиться.

Чтение прервал знакомый рев мотора. К Страйку подкатил древний «лендровер», перешедший к Робин от родителей. Вид копны золотистых волос разогнал усталость и подступающую депрессию. Внезапно Страйк почувствовал прилив сил.

Открыв дверцу, он забросил вещи в машину; Робин поздоровалась, отметив про себя его помятую физиономию.

– Да пошел ты!.. – бросила она водителю, раздраженно сигналившему сзади, чтобы Страйк не задерживал движение.

– Извини… Черт, нога. Собирался кое-как.

– Ничего страшного… Сам такой!.. – прокричала Робин нетерпеливому водителю, который теперь объезжал ее автомобиль, ругаясь и жестикулируя.

Страйк наконец-то устроился на пассажирском сиденье и захлопнул дверь; Робин тронулась с места.

– Ушла без помех? – осведомился Страйк.

– Ты о чем? – не поняла Робин.

– О журналюге.

– А! Да, все нормально, отцепился. Устал.

Страйк подумал, как тяжело, наверное, было Мэтью смириться с тем, что субботний день жена решила посвятить работе.

– Ты в курсе насчет Уиннов?

– Нет, а что такое? – откликнулась Робин.

– Разбежались.

– Что?!

– Разбежались. Только ленивый об этом не трубит. Вот, послушай. – Он зачитал ей светскую хронику с политического сайта.

– Ну и дела, – пробормотала Робин.

– А мне вчера вечером позвонили с интересными новостями, – сообщил Страйк перед поворотом в направлении трассы М4.

– И кто же?

– Иззи и Барклай, – ответил Страйк. – Иззи вчера получила письмо от Герайнта.

– Серьезно?

– Вполне. Отправлено несколько дней назад, но не в лондонскую квартиру, а в Чизуэлл-Хаус, так что Иззи вскрыла конверт только по возвращении в Вулстон. Я попросил переслать мне скан. Хочешь послушать?

– Давай.

– «Моя дражайшая Изабелла…» – начал Страйк.

– Господи… – содрогнулась Робин.

– «Надеюсь, Вы поймете, почему мы с Делией, в свете постигшей Вас утраты, не сочли уместным связываться с Вами немедленно. Мы делаем это теперь, в духе сострадания и дружеского расположения».

– Это обязательно прописывать открытым текстом?..

– «Мы с Делией не всегда сходились с Джаспером во мнениях относительно политики и жизненной позиции, однако всегда будем помнить, что это был образцовый семьянин, и выражаем искреннее сочувствие Вашему горю, пережить которое нелегко. Вы успешно и достойно выполняли поручения Джаспера, и без Вас наш маленький коридор уже никогда не будет прежним».

– Да он Иззи в упор не замечал!

– Что и сообщила мне Иззи во вчерашнем разговоре. Подожди, тут дальше про тебя. «Не могу поверить, что Вы имели какое-либо касательство к почти наверняка незаконной деятельности женщины, которая именовала себя „Венецией“. Считаем необходимым довести до Вашего сведения, что в настоящее время мы расследуем вероятность того, что во время многократных проникновений в наш офис она обеспечила себе доступ к конфиденциальной документации».

– Ни на что, кроме розетки, я даже не смотрела, – проворчала Робин. – И никаких «многократных» проникновений не было. Их было всего три. Это тянет максимум на «несколько».

– «Как Вам известно, трагедия самоубийства коснулась и нашей семьи. Мы сознаем, что этот период будет для вас крайне тяжелым и болезненным… Волею судеб наши семьи оказались рядом на самом трудном этапе жизни. С искренними чувствами…» – и тэ дэ, и тэ пэ.

Страйк закрыл вложение.

– Странные какие-то соболезнования, – прокомментировала Робин.

– Это угроза. Если Чизуэллы проболтаются о том, что ты раскопала в отношении Герайнта и благотворительного фонда, Уинн, прикрываясь тобой, расквитается с ними по полной.

Робин свернула на магистраль.

– Когда, говоришь, это было отправлено?

– Пять… нет, шесть дней назад, – проверил Страйк.

– Похоже, Герайнт тогда еще не знал, что его ждет развод, согласен? И потом, к чему эта болтовня про коридор, который без нее никогда не будет прежним? Ведь если они с Делией расстались, значит он потерял работу?

– Логично, – согласился Страйк. – А как тебе Аамир Маллик – симпатяшка?

– Кто?.. А, «юный помощник». Да вроде не урод, но и не рекламный красавчик.

– Думаю, без него тут не обошлось. Многих ли молодых людей Делия берет за руку и называет ласковыми словами?

– Сложно представить, что он ее любовник, – сказала Робин.

– «Человек ваших привычек»… – процитировал Страйк. – Жаль, что ты не запомнила номер стиха.

– О романе с женщиной в возрасте?

– Все самые известные стихи Катулла именно об этом, – сказал Страйк. – Он был влюблен в женщину старше себя.

– Аамир не влюблен, – заметила Робин. – Ты же слышал запись.

– Допустим, страсти в голосе нет. Но хорошо бы узнать, что за животные звуки доносятся из его жилища по ночам. Даже соседи жалуются.

Нога пульсировала. Нагнувшись, чтобы пощупать границу между протезом и культей, Страйк подумал, что отчасти сам виноват: собирался на выход второпях и без света.

– Тебя не смутит, если я поправлю?..

– Ни разу, – ответила Робин.

Страйк закатал штанину. После того как он вынужденно провел две недели без протеза, кожа на культе так и не привыкла к возобновлению трения. Страйк извлек из сумки мазь «E45» и щедро обработал большое красное пятно.

– Раньше нужно было это сделать, – произнес он извиняющимся тоном.

Заключив по наличию сумки, что Страйк ночевал у Лорелеи, Робин подумала: чем же он так увлекся, если забыл о ноге? Они с Мэтью в последний раз занимались сексом в свою годовщину.

– Оставлю ненадолго так, – сказал Страйк, закидывая и сумку, и протез на заднее сиденье, где, как он теперь убедился, не было ничего, кроме клетчатого термоса и двух пластмассовых чашек.