Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внизу, по улице, которая на самом деле была широким проспектом, запруженным людьми, ехал автомобиль в форме феодального замка. Стоя на верхушке донжона, несколько мужчин натягивали по всей ширине проспекта длинную жесткую проволоку, острую, как лезвие бритвы. Проволока с поразительной легкостью перерезала туловища прохожих, идущих по проспекту, оставляя за автомобилем груды трупов. Один из мужчин, стоявших на площадке рядом с Полем, с простодушным восторгом помянул Сэмми-мясника, как будто это могло как-то его обезопасить. Тут он просчитался, поскольку металлическая проволока того же рода теперь раскручивалась над машиной-замком, угрожая уже непосредственно им. Их беседа тут же приняла философский оборот, даже теологический: обитатели машины-замка вообще-то не имели никакого отношения к Сэмми-мяснику, он был всего лишь порождением народных суеверий, лишенных какой-либо реальной основы, сами же они являлись служителями рационалистического культа, базирующегося на дисперсии элементов, из которых состоят живые существа, и ставящего целью создание новых структур; их единственным ритуалом было убийство. В самый разгар их беседы послышался вой сирены, повторяющийся через равные промежутки времени, вероятно, кто-то вызвал пожарную команду, так что у них появился шанс быстро скрыться от грозившей им опасности.
Звонок мобильника все-таки разбудил Поля, он оставил его внизу, и звук был еле слышен, интересно, давно ли он трезвонит. Прюданс мирно спала у него под боком.
– Поль? – сказал Брюно, как только он подошел. – Извини, я знаю, что сейчас пять утра.
– Что-то случилось?
– Да. Я думаю, это сорвет избирательную кампанию.
Брюно выждал несколько секунд и рассказал. Произошел очередной теракт, о котором объявило новое интернет-сообщение. Сообщение, судя по всему, появилось около четырех утра, и на этот раз они залили его практически повсюду. Максимум через полчаса об этом сообщат все новостные каналы.
– И что в этом такого страшного? – удивился Поль. – Это уже как минимум четвертый теракт.
– Третий, если считать только те, которые сопровождались интернет-сообщениями.
– Ну хорошо, третий, но все равно эта новинка начинает приедаться.
– Да. Просто на этот раз погибло пятьсот человек.
7
Революционер… Суровый для себя, он должен быть суровым и для других. Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нем единою холодною страстью революционного дела. Для него существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение – успех революции.
Баржи с африканскими мигрантами, направляющиеся в Европу, в последние годы даже не рассчитывают добраться до Сицилии, потому что корабли ВМС Италии не дают им причалить. Поэтому перевозчики группируются вокруг Орана, в зоне, подконтрольной алжирским джихадистам, и пытаются достичь испанского побережья между Альмерией и Картахеной. Испанское правительство, вновь ставшее социалистическим после смены у власти нескольких партий, встречает их радушно, тем более что почти все они франкофоны и стремятся побыстрее пересечь границу – по Пиренеям пролегают многочисленные тропы во Францию, и на практике их невозможно контролировать; эти массивные мрачные горы служат надежной преградой на пути полномасштабного военного вторжения, но нелегалам всегда удавалось сквозь них просочиться. Единственная опасность для мигрантов исходит не от властей, а от местных дружин, вооруженных бейсбольными битами и ножами, – нередко африканцам, рискнувшим в одиночку выйти из лагеря, перерезали горло или забивали их до смерти, а полиция, как правило, не выказывала особого рвения в поиске преступников, да и испанская пресса почти не освещала подобные происшествия, они, так сказать, уже стали рутиной.
Торпедированную баржу снесло далеко на северо-восток, и она затонула у Балеарских островов, точнее, примерно в тридцати морских милях к востоку от узкого пролива между Ибицей и Форментерой. Ветхие плоскодонные баржи перевозчиков и рядом не стоят с современными контейнеровозами, так что маломощной торпеды, выпущенной с поверхности, более чем достаточно, чтобы их уничтожить, – тут сгодился бы даже обычный гранатомет. От удара баржа раскололась надвое и почти сразу ушла под воду, и большинство пассажиров – цифра пятьсот была лишь приблизительной – погибли в течение нескольких минут.
На видео, выложенном в интернет – снимали наверняка с двух камер, укрепленных на носовой части судна, выпустившего торпеду, одна брала общий план, другая детали, – неторопливо прослеживалось, как тонут человек сто, уцелевших после взрыва. От этих кадров исходило странное впечатление индифферентности операторов. Они не задерживались сверх меры на агонии этих мужчин и женщин – что касается детей, то они почти сразу исчезли из кадра, – но и не пытались умалить значение происходящего. То одному, то другому утопающему удавалось подплыть к судну, с которого шла съемка. Они не то чтобы просили о помощи – никаких криков слышно не было, впрочем, единственным звуком на видео был мерный грохот бьющихся о борт волн, – только безмолвно протягивали к нему руки. Тут раздавалась пулеметная очередь, скорее просто для того, чтобы удержать их на расстоянии, но иногда пуля попадала в человека, решая его судьбу.
Это видео – корабль переплывал от одного тонущего к другому, методично фиксируя агонию каждого из них, пока наконец последний не погрузился под воду, – длилось минут сорок с чем-то, но вряд ли многие интернет-пользователи досмотрели его до конца, кроме разве тех, кому не надоедает наблюдать за гибелью африканских мигрантов.
Поль сразу согласился, что эти кадры и правда потрясут мир, Брюно ничуть не преувеличивал. Он вернулся в спальню, Прюданс вроде бы уже наполовину проснулась, и он в двух словах рассказал ей, что произошло. Она толком даже не отреагировала, у нее только чуть дрогнули веки, потом она снова угнездилась под одеялом и заснула; вероятно, она не расслышала его.
Мартен-Рено приехал в офис к шести утра, ему пришлось обзвонить своих подчиненных и в срочном порядке вызвать их на работу, а также выслушать по телефону упреки