хочешь. Это наш последний шанс, по крайней мере в обозримом будущем. Что правда, то правда, перерыв на выборы подходит к концу, уже с понедельника в министерстве все закрутится снова, и начнется аврал.

– В Бретань… – наконец сказал он, – мне хочется обратно в Бретань. – Ему хотелось снова увидеть Прюданс в мини-шортах, затащить ее в спальню, снять с нее мини-шорты и трахнуть ее, может, он даже нуждался в этом, нет, не нуждался, ему именно что хотелось этого, все-таки Эпикур определенно прав в данном вопросе, как и во многих других, сексуальность входит в перечень “естественных, но не необходимых” благ, с точки зрения мужчин во всяком случае, для женщин это скорее сродни потребности, по крайней мере, такое у него сложилось впечатление. Прюданс, надо заметить, явно чувствовала себя гораздо лучше с тех пор, как он трахал ее каждый день, ее движения стали оживленнее, да и лицо вроде бы прояснилось и посвежело, Присцилла, кстати, сказала ей, когда они были в Бретани в прошлый раз: “Ты помолодела на десять лет”.

Бретань подошла бы еще и потому, что у него не было никакого желания открывать для себя новые места, новые пейзажи; он, напротив, чувствовал необходимость поразмыслить, разобраться в своей жизни, подвести своего рода промежуточные итоги. Временная отставка будет, он знал это, уникальным моментом в его жизни, ведь вскоре уже не останется причин продлевать ее, небольшой скандал в прессе, затеянный его невесткой, давно забылся, вот уж правда Орельен умер зря. Да и жил, надо сказать, тоже понапрасну, свидетельств о его пребывании на этой земле наберется немного, он с грустью узнал от Сесиль во время их телефонного разговора, что Мариз собирается вернуться в Бенин, даже не выяснив, будет ли возбуждено в отношении нее дисциплинарное производство. Франция ей порядком опротивела, это понятно; было бы, видимо, некоторым преувеличением сказать, что Франция разбила ей сердце, в ее сердце еще оставались запасы любви, но они, разумеется, уменьшились в объеме.

– Когда мы сможем уехать? – спросил он Прюданс; она озадаченно посмотрела на него, обычно он сам принимал решения такого рода. – Я в отставке… – мягко напомнил он ей; теперь ей придется устанавливать их общее расписание, он совершенно свободен, все дни напролет. И в эту минуту он понял, хотя ему самому было чуждо это чувство, какое унижение испытывал Эрве во время своей затянувшейся безработицы. Брюно – прекрасный министр, он действительно восстановил темпы экономического роста Франции, ее ВВП и торговый баланс, но, возможно, не уделил должного внимания проблеме безработицы, и они чуть не проиграли выборы.

– Завтра, – сказала Прюданс после минутного раздумья. – Уедем в четверг утром и вернемся в воскресенье вечером.

– Мне все же надо проголосовать.

– Да-да. Участки закрываются в восемь, успеешь ты проголосовать, – снисходительно улыбнулась она, словно это было дурацкое ребячество.

Он заглянул к Брюно на следующее утро, из служебной квартиры исчезли гримировальный столик и беговая дорожка, но Раксанэ осталась, она на мгновение появилась из ванной комнаты, обернув вокруг талии полотенце, улыбнулась ему и скрылась в спальне. Брюно уже размышлял о составе будущего правительства, которое он назначит практически сразу после выборов – это надо провернуть как ударную боевую операцию, свистать всех наверх, каждая минута на счету, чтобы оживить экономику Франции, этот пиар-ход не устареет никогда. Сарфати, в общем, нечего было добавить, он на самом деле не знал почти никого из политических деятелей, так что настоящим боссом будет Брюно, это становилось все очевиднее, и он, как всегда вдумчиво, выслушал то, что Поль пришел сказать ему.

– Безработица, значит… – ответил он наконец с протяжным вздохом. – Думаешь, это действительно так важно? Думаешь, “Национальное объединение” набирает очки по этой причине?

– Конечно, есть еще и иммиграция. Но безработица сыграла свою роль, боюсь, что да.

– Наверное, ты прав; и это самая сложная проблема из всех, что мы должны решить. Производительность труда будет продолжать расти в промышленности, другого варианта нет, гонка за производительностью никогда не кончится. У нас есть только один выход – создать в массовом масштабе малоквалифицированные рабочие места в сфере обслуживания, но не те, которые уже существуют, на домработниц и репетиторов рассчитывать нельзя, они навсегда останутся в области теневой экономики. Надо создавать их в госучреждениях и предоставлять огромные налоговые льготы тем предприятиям, которые их создадут. Нам нужны курьеры, ремонтники, ремесленники, люди, которые действительно помогают, чинят, отвечают на звонки; параллельно с этим необходимо притормозить роботизацию и уберизацию; это практически иная модель общества. Так и надо сделать, и если мы раскошелимся, то, по идее, снизим безработицу, но на это потребуется куча денег. Эти суммы нужно сэкономить в другой области, мы не можем избежать бюджетной ортодоксальности, не мне тебя учить, ты десять лет просидел в Управлении по бюджету. Нам придется радикально сократить некоторые расходы.

– У тебя есть идеи?

– У Министерства образования самый большой бюджет, это ясно, у нас слишком много учителей. Только это будет нелегко…

Да, нелегко, но он явно счастлив, что вернулся к работе, к своему привычному образу жизни; к тому же теперь ему ничто не мешает развестись, а это немаловажно. Поль, со своей стороны, в принципе обрадовался возможности взять долгую паузу, во всяком случае, так он думал до сих пор. Они немного помолчали, и его вдруг охватила ужасная печаль при мысли о том, что через несколько минут он выйдет из этой комнаты, пройдет по коридорам министерства в обратном направлении, пересечет парадный двор и выйдет. А ведь он не был так уж счастлив в этих стенах, по крайней мере до знакомства с Брюно, но вопрос не в том, счастлив ли человек в том или ином месте или нет, не поэтому перспектива покинуть его отзывается такой болью, причиной тому сам факт ухода, расставания с какой-то частью своей жизни, когда видишь, как она ухает в небытие – какой бы скучной или даже неприятной она ни была; иными словами, старение, в нем все дело. Он собрался уходить, и его пронзило дурацкое ощущение, что он прощается навсегда, что, так или иначе, он больше никогда не увидит Брюно, что какой-то непредвиденный элемент в конфигурации вещей этому помешает.

– В экономике у нас же хорошая ситуация, у тебя есть пространство для маневра? – добавил он без какой-либо конкретной причины, главным образом, чтобы продлить разговор, и почувствовал, как на него наваливается невероятная, невыразимая усталость.

– О да, ситуация отличная, – ответил Брюно не слишком радостно, – лучше не бывает. Нельзя так говорить, но теракты, вообще-то, сыграли нам на руку. После первого экспорт из азиатских стран резко упал, конечно, и наш торговый баланс восстановился. Второй нас не затронул, Франция отсутствует на