отметил, что вокруг площади Республики собрались значительные силы полиции. В этом, конечно, был свой смысл, учитывая контингент собравшихся; если вечер закончится грабежом и поджогами автомобилей, это будет первым звоночком для буржуазии Нейи-сюр-Сен, массово проголосовавшей за нового президента, это, кстати, один из главных выводов, который наблюдатели сделают уже на следующий день после выборов; ось Монфермей-Нейи – это и правда что-то новенькое.

А вот появление Брюно, напротив, не прошло незамеченным, разговоры внезапно смолкли, постепенно сменившись ропотом и перешептываниями, все присутствующие, вероятно, поняли, что он станет важной персоной в новом правительстве. Поль никогда не видел Раксанэ в вечернем платье; она выглядела потрясающе, ее серебряное колье казалось прямо-таки варварски роскошным. По залу бродили журналисты и фотографы, но Брюно явно решил не тушеваться.

Через несколько минут появились рука об руку Сарфати и действующий президент. Они на минутку застыли в дверях, чтобы насладиться аплодисментами собравшихся и сфотографироваться вместе, затем президент отпустил руку Сарфати и растворился в толпе, пробиваясь к человеку, в котором Поль не без труда узнал министра внутренних дел. Сияющий от радости Сарфати подождал, пока фотографы и операторы с ним закончат, и направился к бару. В эту минуту Поль заметил Солен Синьяль. Уединившись в углу зала, она завороженно наблюдала, как президент переходит от одного гостя к другому, кладет каждому руку на плечо, чтобы завладеть его вниманием, и посвящает лично ему пару минут, всем своим видом показывая, что ему интересен только он и только ради него он сюда и пришел. Какое он все-таки великолепное политическое животное, думала она с искренним сожалением. Он никогда не обращался ни к специалистам по семиотике коммуникации, ни даже к спин-доктору, с самого начала своего головокружительного взлета ему удавалось справляться самостоятельно. Она мельком поздоровалась с Полем, не теряя из виду президента, который как раз заметил в зале Мартена-Рено.

– А это кто такой, я его не знаю? – удивилась она вслух. В кои-то веки Поль знал что-то, чего не знала она, и он рассказал ей про недавние достижения ГУВБ. Для президента это непредвиденная удача, тут же заключила она; он добился бесспорных успехов в экономике, но в плане безопасности ситуация оставляет желать лучшего. У него еще есть несколько дней, чтобы воспользоваться этой информацией – завтра она неминуемо попадет во все ведущие медиа, и он упомянет об этом в своей прощальной речи в среду. У него довольно высокие шансы на переизбрание через пять лет, особенно если Сарфати совершит какие-нибудь ошибки, а ему их не избежать, сокрушенно прибавила она. Ей лично не в чем себя упрекнуть, она выполнила свою часть работы, и даже перевыполнила: когда, лет десять назад, она согласилась взять Бенжамена Сарфати в качестве клиента, сделать из него президента Республики было задачей не из легких; она единственная из пяти человек, составлявших тогда ее команду, верила в победу.

Они направились к бару. Солен налила себе бокал белого, Поль попросил еще шампанского. Его обслужили не сразу, у стойки толклись приятели Сарфати, разобрав почти все бутылки. Они что-то орали и громко смеялись, большинство уже лыка не вязали, в ход пошли травка и кокс. Сарфати удавалось держать их на отдалении во время избирательной кампании, но после победы они вернулись, а как иначе, они все из телевизионной тусовки, а некоторые не расставались с ним с самых первых его передач. Теперь они наводнят Елисейский дворец и в течение всего пятилетнего мандата будут устраивать там вечеринки и блевать на диваны из фонда национального достояния. Малоприятная перспектива, особенно для обслуживающего персонала президентского дворца, но, в конце концов, и это можно пережить. Президент прав: Сарфати не представляет для него ни малейшей опасности. Теперь уже практически не остается сомнений, что в следующий раз президентская баталия разыграется между ним и Брюно; главной интригой следующего президентского срока станет тайная дистанционная война между ними. Солен Синьяль покачала головой, все это она предвидела. Она не собиралась пока предлагать свои услуги Брюно, еще не время. А он сам-то как, что с отставкой? – спросила она. Какая-то она была сегодня странная, чуть ли не мечтательная, и впервые на его памяти заинтересовалась чем-то посторонним, не имеющим отношения к ее профессиональной деятельности. Ну, он хоть сейчас может приступить к работе, в контексте текущих событий никто не обратит на это внимания; только какой смысл, лучше подождать, пока пройдут парламентские выборы, потом летние отпуска, он, пожалуй, вернется во второй половине августа, когда начнется какое-то оживление. В предыдущие пять лет у Брюно не было полной свободы действий, ему приходилось считаться с высокопоставленными чиновниками в Берси, разными протеже президента, учитывая, что он сам в прошлом инспектор финансов. С Сарфати таких проблем не возникнет.

Солен Синьяль кивнула, она внимательно слушала его. Вероятно, он прав, наверняка произойдут какие-то драмы малой амплитуды, наметятся линии разлома, но пройдет два или три года, прежде чем позиции президента начнут сдвигаться, и эти изменения станут заметны. Парламентские выборы уже давно не ее уровень; она вправе позволить себе полноценный отдых в течение следующих нескольких недель, попробовать переустроить свою жизнь, задуматься хоть о какой-нибудь личной жизни, но в этом она никому не признавалась, самой себе тоже.

Вскоре Поль ушел, даже не попрощавшись с Брюно, вокруг которого весь вечер толпился народ. Приятели Сарфати орали все громче, у него снова заныла десна, во рту появился неприятный привкус, надо прямо завтра утром записаться к зубному. Результат выборов – хорошая новость для страны, он в этом не сомневался; во всяком случае, для него это точно хорошая новость, и все же с той минуты, как его охватило странное оцепенение, когда он собирался проголосовать, он не мог отделаться от чувства неуверенности и печали.

Шесть

© Michel Houellebecq

1

На первый прием к стоматологу, вообще врачу или, возьмем шире, к любому поставщику услуг, записываешься почти всегда по чьей-то рекомендации, родственника или друга; но так получилось, что Поль не знал никого, кто мог бы порекомендовать ему стоматолога в Париже. А тот факт, что он не знал никого, кто мог бы порекомендовать ему стоматолога в Париже, означал, что он вообще мало кого знал. Все-таки его жизнь могла быть немного поживее, подумал он в приступе саможаления и сразу стал себе противен. У него была Прюданс, но, если не считать Брюно и Сесиль – раз-два и обчелся, – он жил с Прюданс словно на необитаемом острове посреди океана пустоты.

Если задуматься, в этом вакууме, лишенном человеческих связей, он пребывал всегда.