письма). Его восторг перед Микеланджело в сочетании с решимостью добиться для друга заказов, которые того явно не интересовали, – один из наиболее любопытных эпизодов в истории искусства. Себастьяно являет собой пример великого художника, который, преисполнившись платонического обожания, влюбился в еще более великого художника, хотя тот, если прибегнуть к определению, данному героем Пруста Сваном любви всей своей жизни Одетте, даже не принадлежал к его типу.

Себастьяно взял себе привычку бродить в окрестностях Ватиканского дворца, надеясь получить аудиенцию у Льва X, притом что папа, очевидно, не столь благоволил к нему, как к покойному Рафаэлю. В конце концов, месяц спустя, аудиенция была ему дарована. Состоявшийся между ними разговор, содержание которого быстро сделалось известно во Флоренции, дает представление о том, какого мнения о Микеланджело в действительности придерживался Лев X. «Папа высоко ценит Вас, – заключал свое послание Себастьяно, – и говорит о Вас словно о брате, неизменно с увлажнившимся от слез взором; ведь, по его собственным словам, Вы выросли и были взращены вместе, и он не устает повторять, что знает и любит Вас, но что Вы внушаете страх всякому, не исключая даже и папу».

Лев вполне отдавал себе отчет в том, насколько Микеланджело оригинален и какое влияние оказывает на других художников. «Посмотрите на картины Рафаэля, – заметил он в беседе с Себастьяно, – разве, едва узрев произведения Микеланджело, он не тотчас же отверг стиль Перуджино, коему был привержен прежде, и не стал, насколько сие было ему по силам, подражать Микеланджело?» Впрочем, Микеланджело Лев признавал с оговоркой: «Видите ли, он ужасен. С ним невозможно иметь дело». Услышав это, Себастьяно бросился защищать Микеланджело перед папой (по крайней мере, так он написал другу): «Я ответил Его Святейшеству, что ужас, который Вы способны внушать, никогда не отравил никому жизнь и что „ужасны“ Вы только в стремлении добиться наивысшего совершенства своих работ»[890][891].

* * *

Смерть Джулиано и Лоренцо Медичи лишила надежд некогда всесильный клан. К лету 1519 года, кроме папы и кардинала, старшая ветвь дома Медичи могла похвастаться лишь одним законным ребенком: новорожденной девочкой Екатериной, появившейся на свет 13 апреля; ее мать, Мадлен де ла Тур д’Овернь, последовала в могилу за своим супругом Лоренцо спустя всего две недели. Никто в то время не мог и подозревать, что эта маленькая сирота сделается одной из самых могущественных правительниц Европы.

Лоренцо и Джулиано умерли столь юными и оставили столь незначительный след в истории, что нетрудно забыть, сколь многого когда-то от них ожидали. Макиавелли, посвятивший «Государя» сначала Джулиано, а потом, после его смерти, – Лоренцо, видел в них самую радужную надежду Италии, которая позволит ей избежать печальной судьбы и не сделаться полем битвы для нескончаемого потока чужеземных войск, непрестанно терзавших Италию со времен вторжения Карла VIII в 1494 году.

Папа и кардинал постепенно отказались от своего замысла увековечить триумф Медичи в фасаде Сан-Лоренцо, решив вместо него возвести фамильный мавзолей. Однажды, в июне 1519 года, через месяц после кончины Лоренцо, кардинал Медичи поделился своими планами с приором церкви Сан-Лоренцо Джованни Баттистой Фиджованни. Он хотел построить новую погребальную капеллу, «где могли бы упокоиться наши отцы, наш племянник и наш брат»[892]. Он имел в виду своего собственного отца Джулиано Медичи, убитого в результате заговора Пацци в 1478 году, и отца Льва, Лоренцо Великолепного, а также двоих недавно умерших молодых принцев, также носивших имена Лоренцо и Джулиано, что неизбежно вносило в обсуждение некоторую путаницу. Он также бегло обрисовал второй замысел: пристроить к церкви Сан-Лоренцо библиотеку, в которой могло бы разместиться обширное книжное собрание семейства Медичи. В течение последующих пяти лет этот проект оставался в воображении кардинала, однако работы над погребальной капеллой, Новой сакристией (Новой ризницей), начались почти тотчас же, в ноябре 1519 года.

Микеланджело был назначен capomaestro, за исполнение каковой должности ему впервые заплатили в июне 1520 года. Впрочем, поначалу эта роль не вызывала у него особого восторга, да и его видение Новой сакристии не отличалось особой дерзостью помыслов[893]. План пола и внешних стен утвердили без споров на ранней стадии работ, возможно, еще до того, как в конце сентября 1519 года кардинал уехал из Флоренции. Однако его и не требовалось детально обдумывать, поскольку предполагалось возвести почти точную копию Старой сакристии Брунеллески, расположенной с другой стороны церкви. В ней располагались гробницы четырех представителей более давних поколений Медичи, в том числе Джованни, отца Козимо Старшего.

Внешние стены нового здания «перетекали» в стены церкви, не образуя ненужного контраста. Во внутреннем убранстве Микеланджело поначалу предполагал вырезать ряд архитектурных деталей из pietra serena, чудесного серо-зеленого песчаника, добываемого в окрестностях Сеттиньяно и Фьезоле, то есть не пошел вслед за Брунеллески, однако в целом его идеи вполне соответствовали традиционному дизайну в стиле Джулиано да Сангалло и Кронаки.

* * *

Теперь Микеланджело устраивался в своем новом «штабе» во Флоренции, большом, скудно обставленном доме, облик которого можно представить себе по смете строительных расходов[894]. Полы в нем были земляные, а окна прикрыты дешевым полотном, однако нашлось в нем место и некоторой утонченности, например в резных каменных оконных и дверных рамах. Микеланджело купил вороты, чтобы поднимать тяжелые грузы, и заплатил землекопам, чтобы те вырыли колодец. Возможно, при доме находилось подобие крытого двора без стен для хранения мрамора; в винограднике по шпалерам вились лозы, создавая ощущение домашнего уюта. В доме стояли верстаки, на которых выполнялись небольшие модели или рисунки. В холодные месяцы дом отапливали углем.

Проект фасада Сан-Лоренцо отложили на неопределенный срок, а к Новой сакристии только-только приступили, но дел у Микеланджело по-прежнему было невпроворот. На одной из первых барок, прибывших из Пизы, ему переправили мрамор для второго варианта «Воскресшего Христа», заказанного Метелло Вари[895]. Вероятно, этот докучный и утомительный заказ принадлежал к числу первоочередных, за которые взялся Микеланджело, потому что в январе 1520 года Вари передали добрую весть, что изваяние почти завершено[896].

Однако после этого торжествующего заявления передача обещанной статуи была надолго отложена[897]. В апреле Микеланджело потребовал пятьдесят дукатов, остаток гонорара. Вари ответил, что выплатит деньги незамедлительно, только получив «Христа» в Риме. В результате «Воскресший Христос» остался во Флоренции. В конце октября Вари согласился выплатить пятьдесят дукатов авансом, и эти деньги спустя немалое время прибыли во Флоренцию в следующем январе, через год после того, как статуя вчерне была завершена. Только потом изваяние погрузили на корабль, и оно медленно-медленно двинулось по морю в