– Это догорает охотничий стан, – сказал Талай. – Там было только пять домов, я помню. А ряд огней ниже, среди деревьев, – верно, степские костры. Вот почему никто не знал точно, что стряслось, – добавил он. – Охотники не могли перейти разлившуюся реку, только дали сигнал о нападении. Однако та же река держит теперь степских.

– Вода продержится до полнолуния, – сказал кто-то из воинов. – Я хорошо знаю эту реку, я вырос в этих местах.

Остальные молчали. С тяжелым сердцем глядели мы на точки вражьих костров. Талай обернулся к брату.

– Как мы поступим теперь, вождь?

Брат молчал, хмуро, по-отцовски глядя на другой берег. Я видела, что он не знает решения. Потом велел всем спуститься и разбить лагерь глубже в лесу, а у реки оставить сторожевых. Это было все, что он мог в ту ночь сделать.

Наутро в холодном тумане на противоположный берег спустились трое степских. Сторожевые расстреляли их, после чего прискакали в лагерь. Астарай отправил часть воинов к реке. На той стороне появились еще четверо степских, наши снова стреляли, но одному удалось убежать, ранили только лошадь. Когда об этом сказали брату, он собрал весь ряд, мы пришли на реку и расположились в укрытии недалеко от воды.

Скоро на том берегу за деревьями стало видно движение: степские уже не выходили на обрыв, а пытались высмотреть нас. Потом от них полетели стрелы. Но либо луки у них были слабы, либо мешал верхний ветер, дувший с нашего берега: стрелы со свистом ныряли в воду, ввинчивались в песок, падали плашмя на кусты. До нашей засады не долетела ни одна, но брат велел не двигаться и не стрелять, пока они далеко. Однако стоило одному из степских по неосторожности выйти на шаг из-за деревьев, как меткая стрела пронзила ему грудь. Я видела, как он кулем рухнул с обрыва и уже не дернулся. За деревьями забегали, но больше никто не появился. Потом мы увидели, как конный ряд, вытянувшись в линию, двинулся по реке вверх.

– На коней, – скомандовал брат, и воины кинулись к привязанным лошадям, но мне ударила в голову догадка.

– Они хотят выманить нас к ущелью, где у́же. Не будем идти в их узде, брат. Реку не перейти, будем только бегать по кустам, как при охоте на уток.

– Они уйдут!

– И что мы потеряем? Только если они приведут большой отряд, нас не хватит. Надо собирать воинов, пока река высоко. И отправь вестника к отцу.

Астарай согласился. Он тут же послал гонца в царский стан, а того воина, что признал эти места родными, стал расспрашивать про летний и зимний броды.

– Да, я помню их и покажу. Но вода спадала всегда не раньше зеленой весны, и даже вброд коням бывает не достать до дна.

– Найди это место, – приказал брат и опять оставил на берегу караул. Я поняла, что он хочет быстрее перейти реку.

Степские не уходили. Видно было, что они сами не знают, что теперь делать. Не сумев выманить нас на узкое открытое место, они вернулись. Весь день с их стороны плюхались в воду стрелы, и наши воины изредка вяло им отвечали. Это походило на перекличку засыпающих ночных сторожей: «Брат, ты здесь?» – «Я здесь, брат».

А к полудню в нашем лагере объявились два юных и мокрых охотника. Они оказались из сожженного стана.

– Люди ушли в лес, степские грабили пустые дома, – говорили наперебой мальчишки, только год как посвятившиеся. – Потом рыскали по лесу, искали, да разве нас найдешь! Корову вот нашли, ее на всех оставляли, весь скот до разлива увели в верхние пастбища, за реку. Детей еще со скотиной увели, да две женщины с ними.

– Люди далеко? – спрашивал Астарай.

– Нет. Разделились, сидят в своих схронах. А мы, как вас увидали, вот, переплыли.

– Как решились! – нахмурился брат. – А если б заметили степские? Плыли бы трупы вниз по реке.

– Мы не бродом шли, брод степняки знают, но там сейчас не переплыть, – наперебой заговорили они. – Мы выше, там не бурно, совсем гладко. Если чуть выше входить в воду, успеваешь до быстрины оказаться на другом берегу.

Брат отправил их к огню обсушиться самим и почистить мокрых коней. Остальным велел отдыхать, сменяя сторожевых, и готовиться к ночному броду.

К вечеру Астарай оставил у реки двоих лучников, а весь наш ряд поднялся выше и стал переправляться там, где показали мальчишки.

Мое место было в середине линии, и я смотрела, как молча, один за другим, пускаются воины в воду, как переплывают и ступают на берег чуть ниже, и тихо растворяются в черноте деревьев. Моя очередь медленно подходила. Я смотрела, как ухают кони в черную быструю воду, и мне показалось вдруг, что такова же и смерть. Для всех она так же неизбежна, как эта ночная переправа, и так же страшно думать о ней и о том, что ждет на другом берегу. Но непременно придется ступить в холодную черную воду. Один за другим, один за другим… Никто не сделает это за тебя, никто не ободрит и не скажет: это легко, царевна! Талай уже был на другом берегу… И видишь, что не один воин легко ушел по этой тропе и никто не вернулся, но твой шаг будет только твоим, и сердце обмирает, чем ближе черная вода, вот уже моет копыта коню…

Моя Учкту вздохнула, ступив в реку, сделала три шага, толкнулась от дна и поплыла быстро, запрокинув голову, широкими глазами испуганно косясь на берег. Холодная вода была ей по грудь и била, плескала волной. Некоторые воины привязывали себя за пояс к седельным ремням, но я не стала так делать. Ногами вжалась в бока моей бедной лошади, как на скачках, и мы быстро переплыли реку. Оседая в песке, вскарабкались на обрыв и догнали других. От холода меня трясло, но я сжала зубы, готовая биться. Обернулась назад – берег скрывался во мгле, и людей там не было видно. Я подумала, что не к месту в такой миг были мысли о смерти.

Прошло еще время, прежде чем все, соблюдая очередность, переправились, и только тогда мы пустились шагом между деревьев в темноте. Нас вели мальчики. Меня трясло от холода, но еще больше – от яростного восторга, озарявшего сердце.

Мы различили огни, и брат дал сигнал к битве. Выстраиваясь по четверо, мы выскакивали из леса. С гиканьем врывались в круг света. Прямо из-под наших копыт, точно зайцы, вскакивали спавшие степские, и мы били их чеканами по головам, как диких свиней. Кто-то успел добежать до коней и поскакал в лес, но их настигали стрелы. А когда стало ясно, что никого из врагов не осталось в живых, мы, не сговариваясь, спешились, подошли к огню и стали греться, громко говоря и смеясь.

Все произошло так быстро, что я не успела ощутить вкус войны. Даже те образы, что создавала нам Камка на посвящении, были более неистовыми и опасными, и я невольно проверяла, не во сне ли все это. Но запах крови был настоящий, и тела убитых не превратились в камни.

Такова была моя первая битва. Скоро и я, и Талай взяли своих воинов, составив новые линии, и уже сами водили их в бой. Степских встречали в горах то тут, то там. Как собаки, они заполнили наши земли, появлялись неожиданно и всегда небольшими отрядами, грабили и жгли станы и пастбища, уводили скот. Гор они не знали, блуждали без дорог, не выходили на большую битву. Вождей не было у этих отрядов, ни одного знатного воина мы не видели. Казалось, Атсур послал всю нищету из Степи, чтобы ослабить, обессилить нас, измотать мелкими набегами: постоянные стычки держали людей в боевом седле.