Наш последний созвон с Микой похож на прежние разговоры — неторопливый и неспешный. Мне не приходится искать ее через видео-звонки на мобильный, она в который раз не отменяется в последний момент. И она, и я — обе дома, в уютно-расслабленной атмосфере. Я — с целой упаковкой мороженого, которое поглощаю ложками, сидя в рабочем кресле (сегодня я не хочу, чтобы это место ассоциировалось у меня с работой), она — на диване в пижаме перед сном, поставив лэптоп просто на колени.

— Приятного аппетита, Дженья! Опять морожку точишь? — поддевает она меня за вечную любовь к сладкому. — Вот ты не хочешь ко мне прилетать, а наше джелато намного вкуснее, чем этот твой замороженный лёд!

— Это мягкое мороженое, Мика. И как раз на манер итальянского — видишь, тоже написано «Джелато фисташка», так что у нас тоже…

Меня перебивает ее громкий смех и возмущённые вскрики, которые она продолжает издавать, активно размахивая руками на камеру.

— Не смеши меня, Дженья! Где оно сделано? Где? У нас, а? Нет, не у нас, а настоящее джелато делают только у нас, а то, что ты ешь — подделка, какая-то бурда, и вообще… выплюнь, а то отравишься!

Микаэла продолжает хулигански стучать пальцами в экран, призывая меня одуматься, а я знаю, что будь она здесь, то точно бы забрала у меня несчастное мороженое и выбросила его в мусорку — в стремительности порывов она перещеголяла даже своего отца.

— Ну всё, всё, Мика, — смеясь, я прячу коробку от греха подальше. — Вот скоро приедешь и сама попробуешь. Уверена, даже тебе с твоими требованиями понравится. Ты просто совсем как местные — не можешь признать, что вкусную еду делают ещё где-либо, кроме Италии.

— А так и есть! Это наши изобретения, нечего у нас воровать и делать их… по своему! Я попробую, Дженья! Обязательно попробую! Только потом, чтоб ты не обижалась, ладно, да?

— Не буду. Но и ты чтоб не кривила душой, и если понравится — признаешь, не только у вас всё самое лучшее. У нас тоже много чего есть. Не веришь?

Мика только выразительно закатывает глаза под лоб, и я понимаю, что на честную оценку с ее стороны рассчитывать не придётся.

— Ты… хоть немножко рада, что прилетаешь? — поколебавшись, задаю ей главный вопрос. Слова о том, что она решила отказаться от поездки в этом году, до сих пор сидят в сердце противной занозой. И хоть Ромка мне все объяснил подростковыми перепадами настроения, а возможно и привязанностью к каким-то проблемным друзьям, все равно… Я не могу избавиться от глупой и дурацкой обиды неизвестно на кого.

Тем более неожиданно заучит для меня ответ:

— Почему немножко? Я очень рада, что прилетаю! — заявляет Мика, удобнее кутаясь в покрывало. — Раньше не хотела, а сейчас рада.

И, не успеваю я подумать с теплотой в сердце, что всё-таки наша с ней связь никуда не делась и она так же скучает по мне, как и я по ней, Микаэла добавляет:

— Я же лечу с папой! Я даже не помню, когда последний раз летала к тебе с ним в гости! Ты всегда говорила — о нет, только без отца!

Мне кажется, или в её голосе я слышу тень обвинения?

— Но… Мика. Ты с ним и так все это время… А со мной…

— Ну и что, Дженья? Что значит — все время? Неужели ты не понимаешь? Думаешь, он здесь только меня и пасёт? У папы… куча дел! Постоянно! Он не сидит дома, не трясётся надо мной, как будто я какая-то стеклянная или со мной что-то не так! А сейчас мы вместе путешествуем, а не я одна вечно, как сирота какая-то… Короче, я рада, вот!

Отлично. С одной стороны это хорошая новость — то, что Ромка не спускает с неё глаз, Мика не заметила даже после подозрительной пропажи своих таблеток. С другой стороны — одна, как сирота… Вот так и вскрывается истинное отношение к самостоятельности и свободе, которой я так гордилась в моей дочери, и всегда подчёркивала, что это знак огромного доверия от нас. А для неё, оказывается, это обуза, одиночество и даже какая-то неприкаянность.

— Мика. Я не знала, что ты так относишься к своим перелётам. Наоборот, ты всегда говорила, что уже совсем как взрослая, и никто из твоих знакомых не летал самостоятельно с десяти лет. Да что там. Я сама знаешь, как тебе завидовала? Меня никогда бы не только в самолёт, а даже в другой город на экскурсию не пустили, с классом! И не только в десять или даже пятнадцать. Я до окончания школы никуда не могла поехать без родителей. Зато после выпускного сразу собрала манатки и убежала. Вот к чему приводит гипер-опека. А с тобой… я думала у нас все хорошо.

— Да ладно, ма… Все хорошо! Это я так. Ну, просто сказала. Серьезно, все в порядке. Ну? Улыбнись, а то я знаю, сейчас опять грузиться будешь целую неделю!

Она опять называет меня «ма» — это приятно, гораздо приятнее, чем по имени, хотя сама Микаэла этому не придаёт значения.

— Не буду. Потому что через день вы уже будете здесь. И я смогу только радоваться.

— И я, — широко улыбается она, и мне очень хочется обнять ее прямо через экран компьютера. Ну, честное слово, какие могут быть проблемы, когда мой ребёнок вот так искренне и счастливо улыбается.

— А тетя Инга знает, что я прилетаю?

— Тетя Инга? Шутишь! Уже поставила себе напоминалку и вычеркивает часы до твоего прибытия. И программу развлечений уже наметила, как обычно. Сильно переживает, чтобы быть в теме, она не знает, чем сейчас интересуются шестнадцатилетние девочки.

Конечно, я не буду ей говорить, как психует ее любимая тетя Инга от того, что любимый и обожаемый папочка, с которым Микаэла так рада путешествовать, прилетает вместе с ней. И что пару раз она даже порывалась уехать куда-то в отпуск из города, и только мои слова о том, что Ромка будет здесь с Микаэлой целый месяц, остановили её. Так надолго бросить свои дела Инга не могла и, скрепя сердце и матеря Ромку на чем свет стоит, тоже решила ждать их прибытия.

— Пусть не переживает! Я все сама ей расскажу! — довольно посмеиваясь, Мика накручивает непослушный локон на палец. — А что ещё? Чем займёмся, Дженья? Мы с папой так долго будем у вас. Мы никогда так надолго не прилетали. Я к нему уже напросилась везде, куда только можно, на всякие интересные встречи. А ты? Пойдёшь с нами? Или будешь как всегда, дуться, типа это недостаточно круто для тебя?

Вот опять. Опять она осознанно или нет укоряет меня за желание держать дистанцию с Ромкой. Как будто это я такая вредная зазнайка, которая ставит себя выше их общества, а не пытается сохранить остатки самообладания, чтобы снова не наломать дров, не запутаться в том хаосе, которым всегда была моя семейная жизнь. Не удивлюсь, если в том, что мы не живем вместе Микаэла винит именно меня, и с отцом уехала, чтобы поддержать его, несправедливо обиженного мной. Но как объяснить ей те причины, которые вынуждают меня делать это?

Никак. Я просто не смогу — это слишком взрослые, слишком наши странные и нерешенные противоречия. И мы должны их решать их вдвоём, не вмешивая больше никого.

Пусть даже в глазах Мики я буду вот такой холодной зазнайкой, которой просто нравится огораживаться от них стеной.