купила ему в комке красные башмачки.

Вика повесила на шею большой фотоаппарат – новогодний подарок Горяева – и выглядела как представительница СМИ. В зале, куда их провели, уже клубилась толпа примелькавшихся известных и богатых. Именинник сидел в кресле, к нему по очереди выходили поздравляющие и вручали подарки в диапазоне от ключей от авто представительского класса до хорошенького тигрёнка на золотой цепочке вместо поводка.

Хозяин ресторана «Восток – дело тонкое» вышел на сцену с тремя полуголыми дивами, исполняющими на ходу танец живота, и вручил кинжал, офигенная цена которого шёпотом передавалась по залу. Хозяин шампанского завода подарил юбилейную бутылку, изготовленную по росту именинника. Потом вышла девушка и звонким пионерским голосом начала:

– Я вот… приехала из Сибири от молодых журналистов… Прислали поздравить Сергея Алексеевича за его вклад…

Потом закашлялась, и зал ждал, когда прокашляется. А она хрипло добавила:

– Заблудилась, в ресторан попала! Там такая еда на столах! И везде живые розы! А у нас в городе торгуют вином из цистерн, и люди в обморок от голода падают…

И заплакала в голос. В повисшей глубокой тишине никто не смог вымолвить ни слова. Только щёлкали вспышки фотоаппаратов.

– Извините! – пискнула девушка и убежала.

– Чёткая чувиха, – шепнула Вика, она вместе со всеми фотографами щёлкала затвором фотоаппарата.

Курильщиков поднялся с кресла, густо обставленного цветами и подарками. Валя удивилась, телевизор брал его по пояс в грамотно сшитом пиджаке, скрывая мощное галифе из жира.

– Это не чёрный пиар, это жизнь! – воскликнул Курильщиков, театрально воздев руки к небу. – И мы трудимся по ту сторону экрана, чтобы она врывалась в информационное поле без всяких прикрас!

Зал зааплодировал с чувством облегчения.

Валя оглядывалась, Горяева не было. Фотографы бесконечно снимали её и Вику. Незнакомые мужчины подходили поцеловать руку, незнакомые расфуфыренные дамы делали комплименты. Присасывались журналисты, каждый всучивал своё издание и визитку. И Валю уже не удивляло, когда в визитке журналиста издания «из жизни писек» значилось «кандидат исторических наук».

Наконец объявили её, и Валя взлетела на сцену с корзиной цветов. Проговорила в микрофон дежурные слова, подошла к Курильщикову, протянула корзину. Он принял корзину, поставил на пол, резко прижал Валю к толстому животу и целовал в щёку так долго, что успел попасть под фотообъективы не по разу.

– Какие у тебя сиськи душевные! Давай встретимся, – успел шепнуть Курильщиков, от которого пахло одеколоном, потом и коньяком.

Валя отскочила, словно ударило током. Кабы не камеры, залепила бы пощечину. Видела Курильщикова живьём впервые и представляла себе умным и интеллигентным, а он вёл себя хуже Марка.

После торжественной части публика переместилась в ресторан, и стало понятно, почему заплакала девочка из Сибири. Там был не шведский стол, а парад еды, бесчинство еды, оргия еды…. Вика оседлала официанта и требовала разъяснений по каждому блюду.

А к Вале подошла певица Елена Колокольцева в платье типа «сложносочинённая обнажёнка». Та самая, что пела на бандитской даче, куда Валю когда-то таскал Тёма.

– Славно смотритесь в передаче, – вкрадчиво сказала Колокольцева. – У вас есть своё лицо!

– Спасибо, – кивнула Валя.

– Пришла бы к вам, но не сейчас. Гастроли, запись нового альбома.

– Поговорите с Адой Рудольф, – переадресовала её Валя.

– Я вас помню ещё со дня рождения дяди Магомета, – выразительно усмехнулась Колокольцева, мол, напрасно ты меня футболишь.

– Случайно туда попала, – зачем-то стала оправдываться Валя.

– Вы ещё со своим другом поругались и так эффектно уходили. Кстати, как он поживает?

– Видела его там первый и последний раз, – вспыхнула Валя.

– Ну что вы стесняетесь? Женщины нашей с вами профессии не пренебрегают богатыми мужчинами, – Колокольцева сделала округлый жест руками, сверкнув камнями на пальцах.

– У меня нет профессии, для которой нужны богатые мужчины, – буркнула Валя, понимая, какую сплетню Колокольцева может подарить прессе. – Я пришла туда с другим человеком и ушла, столкнувшись с хамством.

– А у меня было кое-что с этим Гурамом… Но как мужчина он давно ушёл из моей жизни, – и Колокольцева снова взмахнула рукой, чтобы посверкать камнями. – Дайте телефончик, мой директор пригласит вас на концерт. И Горяева приводите.

– Я не хожу по концертам, – почти грубо ответила Валя.

– Обиделись? – спохватилась Колокольцева.

– Не выношу, когда мне навязывают свои фантазии!

– Всё, всё, всё! Засыпали и забыли, как Чернобыль. – Колокольцева наклонилась и на прощание приобняла ощетинившуюся Валю.

Валя отодвинулась от неё, настроение было испорчено бесповоротно. Спряталась в углу со стаканом сока, чтобы снова не нарваться на Курильщикова или Колокольцеву, а Вика в другом конце зала буквально держала за рукав известного пожилого кинорежиссёра.

– Видела этого старого вонючего тетерева? – спросила Вика, вернувшись. – Прикинь, я ему сценарий про наркоманку пересказывала, а он мне – если не найдёшь тут за вечер кого получше, поехали ко мне трахаться!

– А ты ему в ответ?

– Сказала, верна мужу. Мне в кино работать, сто раз ещё с ним пересекусь. Что за коза на тебе висла?

– Певица Колокольцева.

– Она в крутейшем прикиде, а ты как её домработница. Бабка про тебя говорит – намотала портянку и пошла, – и вдруг зашептала: – Быстро зырь туда! Крайний столик, где мужик сидит! Я их вычислила.

Она защёлкала фотоаппаратом, хотя ничего примечательного в мужчине не было: обычный костюм, рубашка, сдержанный галстук. У него, видимо, что-то случилось с обувью, и он поправлял её под столом.

– А вот типа подельница! – зашептала Вика, кивая на ярко одетую молодую женщину с фигурой виолончели, вальяжной походкой идущую к столику мужчины. – Зырь в её тарелку!

В огромной фуршетной тарелке Валя разглядела уложенные в три ряда котлеты и удивилась, как мужчина и женщина осилят это вдвоём.

– Это профи! Зырь дальше!

Но дальше ничего не было видно, женщина загородила мужчину нижней половиной виолончельного тела.

– Трамбует их в сумку! В отдельный пакет! – возбуждённо шептала Вика.

Мимо столика мужчины и женщины прошёл официант, скосил глаза на упаковывание котлет, но и ухом не повёл.

– Это халявщики! Официантам в лом их трогать, они начинают орать, скандалить, а для хозяев кабака это сорванное мероприятие, – продолжала Вика. – Просачиваются даже на дипломатические приёмы. Обычно мужики, а тут тётка-«помогайка». Гляди, опять пошла.

Женщина действительно отошла от столика и двинулась к фуршетным столам, а мужчина, оставшись один, обвёл зал глазами и глотнул вина.

– Прикинь, у них липовые удостоверения. Типа, пресса. Пресса же всегда драная. Тырят в кабаках приборы, складывают в сумки хавчик, напиваются, нажираются, успевают со всеми познакомиться. И так каждый день! Короче, как нарки!

Виолончельная женщина снова прошла мимо, улыбнувшись и кивнув Вале как старой знакомой. Теперь с одной стороны её тарелки лежала стопка телячьих языков, а с другой –