бы радоваться, выбирая обои, но ей был безразличен их цвет и узор, и она просто купила светлые подешевле, понадеявшись, что Сережке это будет еще более безразлично, чем ей.

Она понимала, как родители воспримут ее решение увезти ребенка в Москву. Но ей было стыдно перед сыном, и не за то даже, что не забрала его к себе до сих пор, хотя знала, что он этого хочет, а за то, что всю багничскую неделю думала, что могла бы поехать с Женей в Конго, если бы он ей это предложил, или куда он поедет, да куда угодно. Алеся думала так, не принимая Сережку в расчет вовсе, и теперь у нее даже в носу щипало от стыда, когда она об этом вспоминала.

Так что в общем хорошо, что Женя и не предложил ей ничего подобного. Да и разве положа руку на сердце она рассчитывала на это? Нет, даже в глубине души не рассчитывала. Знала, что этого не будет, потому что не будет. Она сказала ему правду в коридоре вагона: не только любовь, но даже самое малое увлечение каким угодно мужчиной – все это никогда не совпадало с ее жизнью, и она действительно перестала уже по этому поводу переживать. Банальное объяснение «так на роду написано» в ее случае верно, и нет смысла разбираться, почему это так – не разберешься все равно, да и незачем.

Поднимаясь по лестнице, Алеся услышала, как надрывается на последнем пятом этаже надтреснутый звонок. У своей квартиры она увидела долговязого мужчину, который с тупым однообразием давил и давил на кнопку, будто за дверью могли оказаться бескрайние апартаменты, идти через которые требуется очень долго.

– Я здесь! – воскликнула Алеся. – Извините, опоздала.

– Это я пораньше пришел. – Он окинул Алесю таким оценивающим взглядом, словно не обои собирался клеить, а на ней жениться. – Раньше сядем, раньше выйдем.

Нет, жениться он вряд ли намеревался, хоть на ней, хоть на ком-либо вообще. Очень уж помятый у него был вид, и запах перегара, не сильный, но стойкий, свидетельствовал о том, что увлекает его в жизни больше всего.

«А на что ты рассчитывала? – вздохнула про себя Алеся. – За такие-то деньги».

Деньги она в самом деле экономила на чем только возможно, потому и вызвонила самого дешевого ремонтника по корявому объявлению, прилепленному к двери подъезда. Она даже сама хотела поклеить обои, но все же решила, что одна не справится, тем более что комната причудливой формы, с глубоким альковом. В алькове Алеся собиралась поместить кровать для себя, предоставив остальное пространство Сережке.

– Вы пока переодевайтесь, Геннадий, – сказала она, впуская его в квартиру. – Меня Алеся зовут.

– А чего переодеваться? Не во фраке, – хмыкнул он. – Показывай фронт работ, хозяйка. – И повторил: – Раньше сядем, раньше выйдем.

Вскрыв один из рулонов, Геннадий сразу пустился в рассуждения о том, что надо было брать другой артикул, а ежели этот взяла, так цвет бы малёк поярче, а то глянь, все равно как выцвели обои-то твои… Алеся порадовалась, что ей не придется все это слушать: пока он будет работать в комнате, она намеревалась заняться кухней. Там стены надо было просто покрасить, это она могла сделать и сама.

Геннадий сопровождал пространными комментариями каждый свой шаг. На вид ему было лет сорок, и Алеся удивлялась, как можно в таком возрасте быть таким занудой. Хотя это не от возраста зависит, конечно.

Она посмотрела, как Геннадий вымеряет обои, как мажет их клеем, решила, что он делает все это сноровисто, так что можно не стоять у него над душой, и ушла в кухню. Переоделась, открыла банку, вылила краску в лоток и, забравшись на стремянку, начала красить. Потолок в кухне и в комнате она покрасила еще позавчера, это облегчало дело. И хорошо, что наняла Геннадия, за день всю квартиру вдвоем закончат.

Когда Алеся наведалась в комнату, чтобы посмотреть, как идет работа, то поняла, что радовалась напрасно.

Во-первых, обои он наклеил не встык, а внахлест, и по всей стене тянулись теперь полосы. Во-вторых, сделал это косо, и даже не косо, а просто вкривь и вкось. А в‐третьих, уже сидел на полу у свежеоклеенной стенки и прямо из бутылки посасывал водку, заедая ее краковской колбасой, которую откусывал от кольца.

– Будешь? – ничуть не смутившись, спросил Геннадий, протягивая Алесе бутылку. И пояснил: – От работы кони дохнут.

«Хоть бы сказал, что не волк, в лес не убежит!» – сердито подумала она.

А вслух сказала:

– Встал – ушел. Быстро!

– Во как! – хмыкнул он. – Даже быстро! А ежели не уйду? То чё тогда будет? Ментов позовешь? Жди, щас приедут. – И добавил, издевательски ухмыляясь: – Я, может, у тебя поживу. С ремонтом помогу. Еще и удовольствие тебе сделаю, это без проблем.

Алеся почувствовала, как вся кровь бросается ей в лицо при виде этой ухмыляющейся рожи. Все, что она ненавидела в людях, что всегда старалась обходить за версту, вдруг, в одно мгновенье выплеснулось, как блевотина, изнутри этого случайного человека, в которого она даже не вглядывалась, потому что он значил для нее не больше, чем обои, купленные для безразличной ей квартиры.

– Убирайся! – крикнула она. – Ну!

– Щас кому-то понукаю.

Он поднялся с пола одним пружинистым движением. Вялая расхлябанность, которую Алеся с неудовольствием отметила в первые минуты его появления, сменилась злой подвижностью. Она поняла, что такое волшебное воздействие оказал на него алкоголь – вдохнул силушку богатырскую. Но толку-то от ее понимания. Делать теперь что?

– Ноги переломаю – жалуйся потом.

С этими словами Геннадий обошел ее и встал в дверях комнаты. Алеся похолодела. Он совершенно уверен в своей безнаказанности, и он прав. Полиция не приедет, даже если бы ей и удалось позвонить. Бежать за помощью к соседям, скорее всего, бессмысленно: она никого не знает, никто не знает ее, да если и окажется кто-нибудь дома посреди рабочего дня, то это будет старушка или мама с ребенком. И как побежишь, когда у тебя на пути стоит тип со стекленеющими глазами, и видно, что он