Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О чем я думаю, о чем? Если бы я хотя бы выпила. Нет, в желудке бултыхался только чай, а бутылка виски стояла, закрытая ещё Андреем, в темноте шкафчика.
Его я не стала дожидаться, уложила детей, прочитав Диане сказку, которую девочка прослушала до конца с открытыми глазами. Дима уснул сразу. Устал в новом доме или успокоился? Хотелось бы второе…
— Спишь? — спросил Андрей, раздевшись молча, только когда откинул одеяло.
— Тебе есть, что мне сказать?
— Мне принесли заграны. Я купил билеты на вторник. Раньше не было мест с люлькой. Как понимаю, Маше нужна люлька?
— Ты хоть знаешь, какого она размера? — повернулась я к Андрею лицом, хотя он не зажег лампу.
— Маша?
— Вообще-то люлька, но размеры Маши тоже не помешало бы знать, папаша.
— Вторник тебя не устраивает?
— Меня все устраивает. Ты заполнил на них американские анкеты?
— Я твой адрес, что ли, знаю?
— Принеси лаптоп.
— Здесь его называют ноутбуком.
— Американские анкеты заполняют исключительно на лаптопе.
— Если для твоего хорошего настроения нужно принести лаптоп, принесу…
— И захвати бутылку виски. Для настроения. Только чтобы Дима случайно не увидел…
— А последствия будут?
— Для тебя никаких. За стенкой дети. Их мать, уверена, спала при них с любовниками, но я не из таких, а мужа у меня нет… Только дети.
Глава 33. Суррогат
Дети спали долго — ну, по родительским меркам. Андрей вообще не спал — я проснулась в половине седьмого в кровати одна. Стакана из-под виски на тумбочке уже не было. Потянулась, упершись руками в изголовье, потом перевернулась на живот и пару раз повыгибала спину. Маханием ног решила не заниматься, а помахать руками точно придется: главное, по роже Лебедева при этом не съездить. Я заполнила три анкеты, на каждого ребенка, и попросила Андрея написать своему знакомому в Израиль, чтобы он нашел для нас место на собеседование хоть где-то — через бота или за деньги, мне не важно. Просто постучаться в двери американского консульства даже у гражданина не получится.
У меня даже просто пообщаться с сыном не получилось — пришлось врать, что Дима не имеет ко мне никакого отношения, я просто помогаю ему и его сестре. Пусть не переживает. На что Алекс ответил, что и не собирался переживать. Ну — переписывались мы по-английски, могли и не понять друг друга…
Андрей тем временем наматывал круги вокруг кофейной машины, но сообразил ее не включить — скрежет зерен поднимет детей, а нам ни к чему лишние минуты родительства. Утренние часы, как и вечерние, самые ценные. У родителей, а мы не они — это не наши дети и воспитывать их вместе мы не собираемся.
— У меня есть растворимый кофе, — предложил Андрей, разглядывая веселого наполовину раскрашенного единорога. — Хочешь?
— Нет.
— Виски?
— Нет.
— А чего хочешь?
— Чтобы все это быстрее закончилось.
— Что именно?
— Наша поездка в Израиль, — отчеканила я. — Хочу иметь на руках все документы. Все.
— Зачем? — Андрей по старой привычке буравил меня взглядом.
— Надоело находиться в подвешенном состоянии. Знаешь, что такое кризис? Это когда к старой жизни возврата нет, а как жить в новой ты еще не понимаешь. И глупо пытаться старые лекала на новые ситуации примерять. Ничего путного все равно не выйдет.
— Ты о чем? — Андрей закрыл раскраску, оставив мелки внутри журнала.
— А о том, что по-старому не будет, ничего не будет. Нам не по двадцать лет и мы давно не любим друг друга без оглядки.
— Значит, все же любим? — подался он вперед, но приблизился ко мне совсем на чуть-чуть: стол-то был достаточно большим, не для двух человек, а для большой семьи, размеры кухни позволяли поместить сюда круглый, но круглым по-настоящему в нашем переговорном процессе столу все равно не стать.
— Мужья никогда не становятся до конца бывшими, — отчеканила я.
— А страны становятся? Не передумала? Может, поживешь тут?
— Знаешь, когда Бродского спрашивали о возвращении, то он отвечал, что возвращаться имеет смысл на место преступления, там могут быть деньги зарыты, но на место любви не нужно возвращаться. Мне было тут хорошо, с тобой… У меня нет желания тебя уколоть, поэтому я не буду врать и говорить, что у нас ничего хорошего в жизни не было. Было, Андрей, было… Но я не верю, что от перемены места жительства что-то поменяется. Если только случится вторая ностальгия. Пойми, я там прожила уже больше, чем тут… Там я состоялась, как женщина и как профессионал.
— Ты уверена про женщину? — перебил Андрей с гаденькой усмешечкой.
— Там я родила детей и вырастила их. Вы, мужики, все любите сводить к мужикам. Вам душу греет мысль, что все у женщины вокруг хуя вертится, но это не так… Со временем я поняла, что у мужика главное мозги…
— У меня их нет?
— Пока ты мне их не показал. Только хватку — тут договориться, там заплатить… Так вот тут, — я постучала кулачком по своей груди, — договориться не с кем, там пусто.
— И чем собралась заполнять пустоту? Работой?
— Почему бы и нет? Знаешь, я еще не отошла от первых детей… Поверь, у меня их было трое — еще и девушка твоего сына, так что… Но-вэй, как говорится, даже не проси…
— А я прошу?
— Ну а что ты делаешь? Назвался груздем, будь папашей. Соскочить хочешь? Не получится. Один раз получилось и хватит.
— Я не соскакивал, ты меня скинула…
— Не насажу обратно… — буравила я его взглядом в ответ. — Шесток не стоит на тебя, понимаешь? В браке вообще страсть максимум годков пять может продержаться… Так что все сроки вышли и все претензии к нашим отношениям аннулируются из-за истечения срока давности.
— Меня и просроченная жена устроит…
— Твой срок годности, как мужа, давно вышел. Не строй иллюзий, Андрей. Ты хочешь, чтобы нас связали дети, но этого не будет. Это не наши дети. Это просто такая работа — другим помогать, если они не справляются. Мы просто за их мать работу поделили между собой. Поделили, а не разделили — я все еще довольно неплохо по-русски говорю.
— Может, все же подумаешь?
— Про растворимый кофе? Нет, я не пью суррогат. И суррогат брака мне не нужен. Понимаешь?
— Почему не