Российским государством, почему и восчувствовал я внутреннюю оного перемену, наклоняющуюся к падению его целости и к приобретению себе вечного чрез то бесславия; того ради, помыслив, я сам в себе беспристрастно и непринужденно чрез сие объявляю не только всему Российскому государству, но и целому свету торжественно, что я от правительства Российским государством на весь век мой отрицаюся, не желая ни самодержавным, ниже иным каким-либо образом правительства во всю жизнь мою в Российском государстве владеть, ниже оного когда-либо или через какую-либо помощь себе искать, в чем клятву мою чистосердечную пред Богом и всецелым светом приношу нелицемерно. Все сие отрицание написал и подписал моею собственною рукою».

Шесть месяцев правления Петра III подошли к концу. Годы спустя Фридрих Великий скажет: «Он позволил свергнуть себя с престола, как ребенок, которого посылают спать».

44

«Сами не помним, что делали»

Группа всадников во главе с Алексеем Орловым отделилась от армии Екатерины и поскакала вперед к парку Петергофа, где быстро обезвредила беспомощных гольштейнских солдат. Затем, узнав, что сам Петр покинул Петергоф и сначала отправился в Кронштадт, а затем – в Ораниенбаум, Алексей поспешил в это поместье, находившееся в шести милях от Петергофа, чтобы арестовать бывшего императора. В Ораниенбауме он обнаружил Петра и Елизавету Воронцову. Заложили маленькую карету, которая вся была покрыта пылью, поскольку ею уже несколько лет никто не пользовался. В сопровождении верховых гвардейцев под командованием Алексея Орлова карета с Петром и Елизаветой поехала назад в Петергоф.

Наконец, в Петергоф прибыли полки под командованием Екатерины. В одиннадцать часов императрица в форме офицера Преображенского полка верхом на белом коне добралась до Петергофа, ее окружила толпа восхищенных людей. Между полуднем и часом дня карета привезла Петра во дворец. Все это происходило в полнейшем молчании. Петра предупредили, что он не должен объявлять о своем присутствии или обращаться к солдатам, выстроенным по обе стороны от дороги, по которой ехала карета. Когда он вышел из экипажа, то прежде всего попросил разрешения увидеться с Екатериной. Ему в этом отказали. Не зная, когда он снова увидит Воронцову, и считая, что расставание будет временным, он повернулся к ней, чтобы попрощаться. Они никогда больше не увидят друг друга. Бывший император поднялся по лестнице в маленькую дворцовую комнату, где отдал свою шпагу и голубую ленту с орденом Святого Андрея. С него сняли черные ботфорты и зеленую форму Преображенского полка и оставили стоять в чулках и сорочке. Дрожащий император представлял собой довольно жалкое зрелище. В конце концов, ему принесли старый халат и тапочки.

Позже днем из Санкт-Петербурга приехал Никита Панин, Екатерина поручила ему встретиться со своим мужем. Внешний вид императора тронул сердце Панина. Годы спустя он скажет: «Я считаю самой большой неудачей в моей жизни то, что меня заставили повидаться с Петром III в те дни, когда он пребывал в столь плачевном состоянии». Панин должен был объявить Петру, что теперь он находился на положении пленника и что в будущем ему предоставят «достойные и удобные комнаты» в крепости Шлиссельбург, в которой несколькими месяцами ранее Петр посещал Ивана VI. Также предполагалось, что из Шлиссельбурга он сможет со временем вернуться в свое княжество Гольштейн. Пока же ему готовили комнаты в крепости, Петру разрешили выбрать себе временное жилище. Он остановил свой выбор на Ропше – уединенном, но красивом летнем домике в поместье, находившемся в четырнадцати милях от Петергофа.

Екатерина не хотела подвергать своего мужа дополнительным унижениям. Она не доверяла самой себе и не желала встречаться с ним, поскольку не была до конца уверена, кто перед ней предстанет: юноша, который стал ее другом восемнадцать лет назад, когда она только приехала в Россию; или же пьяный грубиян, называвший ее прилюдно дурой и угрожавший тюрьмой. Она опасалась, что может потерять то, о чем столько лет мечтала и наконец-то получила. Петра необходимо было нейтрализовать. Хотя он и оставался князем Гольштейнским, отправить его назад в Киль не представлялось возможным. Находясь в Гольштейне, он будет постоянно привлекать ее врагов, которые могут сплотить вокруг него свои силы и выступить против нее. Особенно король Пруссии Фридрих, он вполне мог использовать Петра как пешку, которую снова может превратить в короля. Екатерина пришла к выводу, что Петра, как и Ивана VI, нужно будет держать в заточении в пределах России.

Даже в загородном поместье в Ропше Петр представлял потенциальную угрозу. Желая обеспечить ему надежную охрану, Екатерина назначила главным тюремщиком сурового и грубого Алексея Орлова, который во многом способствовал успеху заговора. Помимо Орлова, в охрану входило еще три офицера и отряд солдат, которые получили приказ сделать жизнь Петра «как можно более сносной и обеспечить его всем, что он пожелает». В шесть часов вечера Петр покинул Петергоф и направился в Ропшу в большой, запряженной шестеркой лошадей карете с опущенными окнами и в сопровождении конной гвардии. В карете вместе с бывшим императором находились Алексей Орлов, поручик князь Барятинский, капитан Пасек и еще один офицер.

Никита Панин, Алексей и Григорий Орловы и Кирилл Разумовский играли важную роль в перевороте, в результате которого к власти пришла Екатерина. Между тем роль княгини Дашковой оказалась куда менее значимой. Она прискакала в Петергоф вместе с императрицей, она делила с ней узкую постель в течение короткого отдыха, но не оказывала особого влияния на принятие важных решений и не принимала участия в совершении серьезных действий. Дашкова знала об Орловых, однако ей не было известно об особом статусе Григория. Все неожиданно изменилось после того, как Петра увезли в Ропшу. Дашкова вошла в личные покои императрицы в Петергофе и с удивлением обнаружила там Орлова, который лежал на кушетке, вытянув ногу, раненную в схватке с гольштейнскими солдатами Петра. Перед Орловым находилась кипа официальных документов, которые он открывал и читал. Екатерина Дашкова, не знавшая об отношениях императрицы с Григорием и считавшая его человеком гораздо более низкого социального статуса да к тому же не получившего такого же хорошего воспитания, как императрица или она сама, пришла в ярость при виде солдата, лежавшего в расслабленной позе и читавшего государственные документы. «Что такое с вами?» – поинтересовалась она.

«Да вот императрица приказала распечатать это», – с улыбкой ответил Орлов.

«Невозможно, – возразила Дашкова, – нельзя раскрывать их до тех пор, пока она не назначит лиц, официально уполномоченных для этого дела, и я уверена, что ни вы, ни я не можем иметь притязания на это право». С этими словами она удалилась.

Вернувшись позже, она обнаружила, что Орлов все еще лежит на кушетке, а рядом сидит расслабленная и счастливая императрица. Около кушетки стоял стол, сервированный ужином на три