Никто не подумал бы на Гасана, если он был мертв.

– Муртуз! Эй, дядя Муртуз! Я все понял! У Гасана был нож, которым убили девочек! Вот, у меня его рисунок! Нус! Нус [нож]! – закричал я, как Ахиллес в ворота Трои, требуя, чтобы виновник вышел на свет.

Но свет был внутри дома, а не снаружи, и виновник выходить не собирался. Поэтому вошел я, медленно выискивая фигуру. Слегка протрезвев, я понял, что нахожусь в логове монстра безоружный. Мой нож остался у Заура, а полено – где-то рядом с бездыханным телом Ахмада. Я взял первый попавшийся на глаза предмет, которым можно было защищаться, – деревянный табурет. Вряд ли с ним можно было эффективно напасть на кого-то, но выставить против ножа вполне. Где-то в глубине дома я услышал скрип и пошел на него. Мой сон почти повторялся, и в этот раз я не удивился бы, увидь я живого Гасана, кромсающего ножом свою руку и фотографию любимой. Нога ныла, левая кисть пыталась съежиться в судорогах, глаза щипало, но я понимал, что не могу отвлекаться. Не сейчас. Я заглянул в «мастерскую серийного убийцы», но ножей там давно не было. Полиция никогда бы их тут не оставила.

– Муртуз, вы сказали: «Ищи его сам»… Диц ватана [ «найден мной»]… ватана. Я понял… Муртуз? Гасан? – вопрошал я, пока не оказался в комнате Гасана.

На диване, устало опустив голову, сидел Муртуз. На полу перед ним лежала потрепанная книжка.

– Муртуз?

Он никак не реагировал. Из него не торчали рукояти ножей, и никто не подпирал его палками. Он мог просто уснуть, но я видел движение в доме, видел игру теней. Опять театр. Я даже едва заметно усмехнулся:

– Муртуз, я все знаю! Дедушка…

Пот стекал с меня ручьем и заливал глаза. Я медленно поднес к нему табурет и ткнул его ножками.

– Эй… Мур… чтоб вас…

Опустив табурет, я присел на корточки перед ним. Старик не двигался. Глаза была закрыты, и веки не дергались. Он не дышал. Прикоснувшись к его холодной руке, я вынес диагноз – мертв. Не поддаваясь панике, я внимательно осмотрел его тело на предмет насильственных действий, но ничего не нашел. Отравлен? Задушен? Или просто испустил дух? Мое сумасшествие рвалось наружу: я начал строить новые теории. А вдруг все это на самом деле я? Вдруг я правда такой же псих, как чувак из «Бойцовского клуба»? Убиваю людей и потом гоняюсь за самим собой… А что, если я сейчас брошу взгляд на какую-нибудь отражающую поверхность и мое отражение злобно оскалится? Глядя на Муртуза, я задавал себе самые разные вопросы о причинах его смерти, вместо того чтобы задать один по-настоящему важный: «Если Муртуз мертв, тогда чья тень была в доме?»

Глухой стук. Белый ослепляющий свет. Темнота.

Очнулся я на земле, снова перед домом. В глазах двоилось, пространство вокруг, небо, земля, да и я сам вертелись в каком-то танце. Я не мог сфокусироваться ни на руках, ни на траве, которую отчаянно сжимал, чтобы не упасть вверх – в ночное небо. После третьей попытки встать я сдался и упал вновь. По лицу стекала кровь. Кажется, из уха. Прямо передо мной лежал Муртуз. Его лицо красиво играло тенями от чего-то яркого, мощного, как солнце, но живого, двигающегося. Как пламя. Большое пламя.

Приходя в сознание, я почувствовал, как меня накрывает жар, но он не был моим. Я привстал и увидел самый большой в моей жизни костер. Ночь, окружавшая нас, бессильно, так же, как и я, наблюдала за тем, как полыхает дом Муртуза, как с грохотом обваливаются балки. Затем пошел дождь. Точнее, мне так показалось, потому что с моего же уха жидкость капнула на руку, которой я пытался удержать свое тело в полусидячем положении. Капля была теплой. За ней еще одна. Подняв руку к свету, я понял, что это моя кровь. Я помню, как удивился такой черной крови. Костер в ее отражении меня заворожил. Затем быстрые шаги за спиной. Чьи-то крепкие руки схватили меня, а я, словно какая-то жидкая субстанция, просто подчинился этой грубой силе. Брюс Ли говорил: «Будьте водой», вот и я, глядя в звездное небо, решил, что просто буду водой. Буду плыть по течению.

– *****! *** ** ******** *****! **!

– Устал… устал… – помотал я головой.

– ***?! **!

– Устал…

Через день-два я пришел в себя в районной больнице. Медсестра накормила меня, и через полчаса передо мной уже сидел новый следователь. Мы приятно поболтали, он задал мне пару десятков вопросов. Я отметил про себя, что формулировки он выбирает максимально простые, понятные для меня и не давит, несмотря на то что ответы мои были весьма расплывчатыми. А еще мне сообщили, что на теле Муртуза не нашли следов насилия. Он просто умер.

Еще несколько дней я провел под присмотром врачей, хотя, кроме растяжения ноги и легкого рассечения на голове, видимых повреждений у меня не было. Периодически меня штурмовали головные боли, но добрые медсестры кололи мне интересную штуку, отправлявшую в космические путешествия. Разок приходил и Заур. Поздравил меня с тем, что в ближайшие три месяца я буду находиться в какой-то программе и под моим окошком припаркуют уазик с полицейскими, чтобы они охраняли мой сон. Также мне дадут газовый баллончик, «ебаный свисток» (так выразился сам Заур) и, возможно, даже шокер («если они решат, что ты больше не ведешь себя как поехавший с ума долбоеб, и ты перестанешь просить их эксгумировать тело Гасана, чью смерть подтвердил тюремный врач»).

В утро, когда я выписывался, пришла новость о том, что ночью на Заура в его подъезде было совершено нападение. Некто в капюшоне нанес ему несколько ножевых ранений. На крики вышли соседи, нападавший скрылся с места преступления, оставив Заура лежать в луже крови.

Часть 3

Запись 17

Папа сказал, что мы уезжаем в село на две недели. Все январские мы проведем в новом доме, который построили вместо старого бабушкиного. Я люблю наш дом, но не очень люблю село, хоть и прожила там до пяти лет. И все выходные? Зачем? У нас