– Подводные камни, – сказал Гамаш, хотя она и не спрашивала. – Они создают такой эффект. Любое судно, попавшее туда, обречено.

Клара почувствовала, как похолодела ее кожа изнутри и до самой поверхности. Как по ней бегут мурашки. Как они пытаются уползти куда-нибудь подальше. От убийственных водоворотов, от этого сурового берега.

– Это и погубило «Императрицу Ирландии»? – спросила она.

Клара читала о той катастрофе в школе и знала, что они где-то близко от того места, где погиб корабль.

– Нет, там сыграл свою роль другой фактор. Туманы в этих местах густые, как нигде. В тумане два корабля напоролись друг на друга.

Заканчивать не было нужды. Оба знали, что случилось потом.

В 1914 году пассажирский лайнер «Императрица Ирландии» затонул, протараненный другим кораблем. В темноте. В тумане. Где-то в этих водах. За пятнадцать минут. Погибло более тысячи человек. Мужчины, женщины, дети.

Клара посмотрела на бурлящую воду. Река под ними кишела жизнью и смертью. Тех, кто ушел под воду. Там были души, которых не спасли.

– Моя бабушка воспитывала меня на историях о путешественниках, обреченных вечно плыть в своих каноэ по небесам, – сказал Гамаш. – Они иногда ныряют на землю, хватают непослушных детей и приносят их сюда.

– В Могилы? – спросила она.

– Нет, еще дальше. На Иль-о-Демон.

– Остров Демонов, – перевела Клара. – Да тут у них настоящий парк аттракционов!

Гамаш улыбнулся:

– Я ей, конечно, не верил. Пока не побывал здесь и не увидел все своими глазами.

Он посмотрел на берег. Пустой. Без малейших признаков жизни.

Но он знал: это лишь видимость. Здесь обитает множество живых существ. Только они незаметны.

– Я бы хотела написать здешние пейзажи, – сказала Клара. – Если шторма здесь когда-нибудь прекращаются.

– Я завидую вам – у вас есть ваше искусство, – откликнулся Гамаш. – Наверное, оно лечит.

Они вернулись на скамью.

– Вы считаете, что мне нужно лечение?

– По-моему, оно нужно всем пассажирам нашего корабля.

Клара рассмеялась:

– Путешествие умалишенных.

Гамаш залез во внутренний карман своей куртки и вытащил «Бальзам в Галааде».

– Я нашел ее на ночном столике отца, – сказал он, глядя на книгу. – Мне тогда шел десятый год. Тем вечером мои родители погибли. Я был безутешен. Не знал, что мне делать, а потому сделал то, что всегда делал в минуты страха, – пошел в их спальню. Забрался на их кровать. И стал ждать, когда кошмар кончится. Вот проснусь – и увижу их. Я буду лежать между ними. А они с обеих сторон будут меня защищать. Но конечно, я не спал, а потому и не мог проснуться.

Он помолчал, собираясь с мыслями. Волна за волной ударяла в окна кают-компании, словно река целенаправленно бросалась на них. Пыталась ворваться внутрь. Достать их. А может быть, пыталась защитить от собственного шторма.

– Они погибли в дорожном происшествии. Но это был не обычный несчастный случай, как я узнал позднее. Поступив на работу в полицию, я нашел их дело. Не знаю, зачем мне это понадобилось.

– Вам хотелось знать. Естественное желание, – проговорила Клара.

– В жизни много чего естественного, но с отрицательным знаком. Как асбест. И та история походила на асбест. Она осела во мне. Лучше бы я ее не знал. Моя бабушка не сказала мне, что родители погибли по вине пьяного водителя. Он, конечно, остался жив.

Клара посмотрела на Гамаша. За годы знакомства она слышала разные интонации в его голосе. Нежность, недоумение, гнев, разочарование. Предостережение. Но только не боль. До сегодняшнего вечера.

– Как бы то ни было, – произнес Гамаш, словно событие, о котором он только что ей рассказал, было чем-то незначительным, – я нашел эту книгу на ночном столике моего отца. Закладка лежит ровно на том месте, где ее оставил отец. Я взял книгу и убрал в коробку вместе с другими вещами.

Сокровища детства. Старые ключи от старых домов, где он больше не живет. Награды за выигранные соревнования. Каштан совершенно необыкновенной красоты. Щепка из клюшки Жана Беливо[103], по уверениям кого-то из приятелей Гамаша. Мощи святых его детства. Талисманы.

Там же хранилось распятие, которое всегда носил отец и которое было на нем в момент гибели. Его хотели похоронить с тем распятием, но бабушка забрала его. Арман не знал, как ей это удалось, и никогда не спрашивал.

Она отдала ему распятие, когда у него родился первый ребенок – его сын Даниель.

Гамаш хранил его и передал Даниелю, когда у того родилась Флоранс.

Но книгу он оставил себе. Она принадлежала ему, и ей ничто не угрожало в коробке. Запечатанной коробке.

Книга всегда лежала в коробке, но он к ней не прикасался. Иногда доставал коробку, смотрел на нее, но никогда не открывал.

Пока они с Рейн-Мари не переехали в Три Сосны. Пока он не перестал охотиться на убийц. Он исполнил свой долг перед душами мертвых и душами прóклятых. И мог наконец отдохнуть в тихой деревеньке, приютившейся в долине.

И только тогда стало возможным без опаски открыть коробку.

Или он думал, что без опаски.

Оттуда исходил запах книги и запах отца. Терпкий, мужской. Осевший на страницах книги. Словно призрак.

«Есть бальзам, есть в Галааде, – прочел он в то первое утро в их саду. – Исцеленье он несет…»

И тогда он испытал облегчение. Подумал: может быть, теперь ему удастся избавиться от бремени, которое он нес.

Гамаш давно подозревал, что он был вовсе не пассажиром на заколдованном каноэ, а одним из членов экипажа. Вечно работал веслом. Никогда не останавливался. Предостерегал души от дурного пути. Бесконечно.

«Царь Небесный Всемогущий душу грешную спасет», – прочел он.

Именно такие слова ему нужно было услышать. Словно отец сказал ему это. Поднял своими сильными руками, прижал к себе и заверил, что все будет хорошо.

Теперь он мог остановиться.

И с того дня он каждое утро садился на скамью, с которой открывался вид на всю деревню, и здесь к нему ненадолго возвращался отец.

– Но вы никогда не читаете дальше закладки. Почему? – спросила Клара.

– Не хочу. Я не хочу, чтобы отец остался позади.

Гамаш вдохнул морской воздух. Закрыл глаза и чуть запрокинул голову.

Из запечатанной коробки появилось кое-что еще. Столь неожиданное, что Гамашу потребовалось немалое время, чтобы понять, что это. И признать.

Гамаш перевел взгляд на таблетки, лежащие между ними, – качка загнала их в щель между двумя досками скамьи.