Ей вспомнился Чистюля, бьющийся в агонии на полу. Как кровь хлынула из его глаз, и принц вскрикнул.

– Финн… – Альфи выпрямился, стараясь посмотреть девушке в глаза. – Это не твоя вина.

Она отвернулась, глядя на дорогу.

– Посмотри на меня, пожалуйста.

Тяжело дыша, Финн заглянула ему в глаза. И в них увидела заботу – и что-то еще, что-то невыразимое. Чувство, которое не должно было пугать ее и все равно внушало ужас. Ужас оттого, что при виде этого чувства в глазах Альфи в ее душе сорвется какая-то пружина, которую она так долго сжимала.

– Ты не чудовище. Пусть тебя и заставили думать так. – Его голос звучал тихо, но непреклонно. – Я не позволю тебе умереть, веря в это. Не позволю.

Финн затаила дыхание. Игнасио много лет вбивал ей в голову, кто она такая и кем может стать. Это началось той ночью в переулке. Но принц не говорил о ней с отвращением или жалостью. Он говорил так, будто ее все еще можно было спасти. Будто она совсем не так сломана, как утверждал Игнасио. Будто она не чудовище.

Может, и так.

– Той ночью, когда я забрала буханку хлеба, мое лицо впервые изменилось. – Финн еще никому не рассказывала о том, как появилось ее пропио. Но она не хотела умирать, так никому и не открыв эту тайну.

– После случившегося тебе просто хотелось оказаться кем-то другим… – проговорил Альфи.

Финн молча кивнула.

– А мое пропио впервые проявилось после случая, который никому, кроме меня, не показался бы важным. – Альфи откинулся на спинку козлов и уставился вперед, на дорогу.

– Что произошло? – Финн была рада отвлечься от собственных воспоминаний. Когда принц не ответил, она переспросила еще раз: – Qué fue?

– Тот день на самом деле ничем не отличался от предыдущих. – В голосе юноши слышалась скрытая боль. Эта боль рвалась наружу, как речной поток, который сдерживает лишь хлипкая запруда. – Мне было девять лет. Я искал брата и заглянул в библиотеку. Там сидели Дез и отец. Они смеялись и улыбались друг другу. – Голос Альфи снизился до вымученного шепота. – Они даже не заметили, как я подошел. И я… я просто… просто увидел выражение лица моего папы. Увидел в его лице такую любовь к Дезу. Такую гордость. Я никогда не видел, чтобы отец смотрел вот так на меня. И я знал, что он никогда так на меня не посмотрит. Никогда. В тот день я впервые увидел магический поток и сумел изменить цвет текущей в моем теле магии, подстраиваясь под чужой цвет чар. Впервые я изменил цвет моей магии на золотой оттенок чар Деза. – В горле у принца стоял ком. Юноша кашлянул. – Дез получил пропио, когда впервые взял меня на руки после моего рождения. Он получил пропио, потому что любил меня. А я получил пропио, потому что завидовал Дезу. Вот такой из меня брат. – Альфи помолчал. – Я лишь хочу сказать, ты не единственная, кто хотел бы стать кем-то другим. Ты не одинока в этом, пусть тебе так всегда и казалось.

Эти слова припорошили ее кожу, словно первый снег. Рассказывать о своих проступках – это знак слабости. Почти всю жизнь Финн считала именно так. Если кто-то узнает о них, их могут использовать против тебя. Чтобы тебя контролировать. Чтобы причинить тебе боль. Если бы Финн знала это в восьмилетнем возрасте, она скрыла бы свои тайны и не доверилась бы Игнасио. И Финн всегда гордилась тем, что все понимает с первого раза. С тех пор она твердо усвоила урок: любую боль и связанные с этой болью истории нужно переживать в одиночестве. Былые шрамы нужно прятать глубоко в душе, ведь эти шрамы – карта ужаснейших мгновений ее жизни. Но ей никогда не приходило в голову, что шрамы можно показать, а болью поделиться, разделить этот груз с другим человеком. Осознание этого, пришедшее от сидевшего рядом юноши, потрясло ее. И чувство потрясения все нарастало, когда она видела нежность в его взгляде. Когда Альфи просто укрыл ее тайну в своем сердце, сберег ее боль, а не приставил ей к горлу, точно кинжал.

– Синий, – вдруг сказал принц.

– Синий? – удивилась Финн.

– Цвет моего потока… Он синий. Ты меня как-то спрашивала. Темно-синий. Однажды я показал Луке краску такого же цвета, как моя магия, и он сказал, что мой поток напоминает цвет ночного неба в детской книжке.

Финн легко могла себе представить этот цвет. Чистый, спокойный, вселяющий надежду – и немного печальный. Его цвет.

– Понятно.

– А вот твой поток – не одного цвета. – Принц заговорил торопливо, будто у них осталось не так много времени.

Может, и не осталось.

– Правда?

– Да. Он темно-красный, но оттенки все время меняются.

– Как меняюсь я, – улыбнулась Финн.

– Именно. Я никогда еще не встречал… не видел ничего подобного. – Альфи кашлянул.

Повозку тряхнуло при очередном повороте, и Финн покрепче перехватила поводья, радуясь предлогу отвести взгляд. Ветерок остужал жар, заливший ее щеки.

– Почему ты искал те англезские книги?

– Зачем тебе это знать? – тихо откликнулся он.

– Ты хочешь выяснить, с кем тебе предстоит умереть, а мне нельзя?

Помолчав, принц вздохнул.

– Я думал, эти книги помогут мне вернуть брата. Вернее, с этого все началось. Причина, по которой я продолжал поиски, была куда глупее.

– Какая причина?

– Мне хотелось вести себя безрассудно. Сделать нечто такое, что угодно, чтобы доказать: я не подхожу для трона. Я всегда чувствовал, что корона – не для меня, и пытался подтвердить это.

Краем глаза Финн заметила, как Альфи потирает шею. Теперь этот жест всегда будет связан в ее памяти именно с ним.

– Мои родители называют это грузом истории. Они говорят, что я – это продолжение наших предков, людей, переживших порабощение Англезом и утрату своей магии и культуры. И я верю словам родителей. Я верю в нашу историю. Я благодарен за то, кто я, – поспешно добавил он, будто Финн могла счесть его избалованным мальчишкой. – Но когда я думаю о том, сколько жертв было принесено, чтобы я стал тем, кто я теперь, чтобы я имел то, что имею сейчас, я цепенею от волнения. И не могу здраво мыслить. Вообще ничего не могу. Знаю, звучит это глупо, но если я не могу выдержать груз истории, как я могу стать королем? Я не подхожу на роль правителя и знаю это. Иногда мне кажется, что и мои родители это знают. Особенно отец. Я уверен, он хотел бы, чтобы это я исчез, а не Дез.

Финн покачала головой.

– Дело не в том, подходишь ли ты на роль правителя.

– В смысле?

– Дело не в том, подходишь ли ты на роль правителя. Дело в том, что ты неверно воспринимаешь саму ситуацию.

– Ты теперь у нас разбираешься в вопросах управления страной? – сухо осведомился Альфи.

Финн снова мотнула головой.

– Нет. Но я разбираюсь в людях. Мне нужно полностью понимать людей, чтобы притворяться ими.