– Тал, я уверен, сообщил, что Жиури устроила спектакль. Я не совсем понимаю, в чем проблема – она вернула своего адепта, у меня есть мой Реликварий, все счастливы, – но в качестве одолжения я разрешил ей поговорить с тобой, так как в первую очередь это она любезно позволила вам с Талом присоединиться к экспедиции.

Кажется, у Ксорве появился шанс спросить о Шутмили. Просить о помощи было страшновато, но у нее не осталось других вариантов. С другой стороны, это она вернула Реликварий, так что ее положение было как никогда выгодным.

– Господин, – сказала она. – Я тут подумала…

– О чем же? – спросил он.

– Шутмили… племянница инквизитора Канвы… адепт, с которой я знакома…

– Да-а, – протянул Сетенай. – Я был бы не прочь с ней познакомиться, она доставила нам всем столько беспокойства.

– Вы знаете, где она? Они привезли ее с собой?

– Не думаю. Это непохоже на них, – сказал Сетенай. – Карсажийцы очень странно относятся к своим магам – вся эта чушь об очищении и опасности.

– Не можем ли мы что-нибудь для нее сделать? – спросила Ксорве.

Сетенай задумался.

– Сомневаюсь. Почему ты спрашиваешь? Он заслуживал честного ответа.

– Нам удалось познакомиться поближе. Она мне нравится.

Это было преуменьшением, но она не знала, как объяснить это Сетенаю, не вызвав насмешки. Мучительный внутренний голос подсказывал, что все, что испытывало ее глупое сердце, не имело значения, потому что она бросила Шутмили умирать, и этого уже не изменишь.

– Ясно, – сказал Сетенай. – Они ведут себя так, будто ты похитила ее в первую брачную ночь. – Он с любопытством посмотрел на нее, но она молчала. – Думаю, они держат ее в некой золотой клетке. Честно говоря, ввязываться в это – пустая трата времени.

На этом он собирался закрыть тему. Если Ксорве не продолжит настаивать сейчас, другого шанса не будет.

– Господин, вы знаете, что они делают со своими магами?

– Квинкуриат? О да. Довольно элегантное решение, – сказал Сетенай. – Они распределяют груз энтропии, и это позволяет им невероятным образом управляться с передачей данных. В этом половина секрета их успеха.

– Но вы бы так не стали делать, – не сдавалась она. – Верно?

– Пожертвовал ли бы я своей личностью ради чего-то большего? – Голос его звучал заинтересованно. – В обмен на все эти знания и силу? За своего рода бессмертие? Возможно.

– И все же так жаль, – пробормотала Ксорве. Сетенай улыбнулся.

– Ксорве, страдания адепта квинкурии – меньший из поводов для скорби. Они живут долго и в роскоши. Они учатся и совершенствуют свое искусство – прошу заметить, за счет государства, – и их за это ценят.

– Но Шутмили…

– Не волнуйся за свою подругу. Ей можно позавидовать.

Спорить не имело смысла. Ксорве могла бы разозлиться, или расстроиться, или испытать еще какие-то чувства, но ее оцепенение достигло таких размеров, что в него можно было спрятаться. Ходить вверх и вниз по пустым сводам, ни на что не глядя и ни о чем не думая.

– И не переживай о разговоре с Канвой Жиури, – продолжал Сетенай. – Она разумная женщина. Она куда шире смотрит на мир, чем большинство карсажийцев. Просто помни: ты действовала в моих интересах. Вот твоя линия защиты.

Ксорве кивнула.

– Прекрасно. Я рад, что ты вернулась и мы можем покончить с этим. Что-нибудь еще?

– Господин, что случилось с Оранной? – Она не собиралась спрашивать, что между ними происходит, разве что сам Сетенай случайно скажет что-то, что докажет неправоту Тала, и тогда, возможно, ей станет легче.

– Она в подземной тюрьме, – сказал Сетенай. – Под усиленной охраной и крепко связанная. Чтобы сбежать, ей придется очень сильно постараться.

– Что вы собираетесь с ней делать? – спросила Ксорве.

Он поднял бровь.

– У нас достаточно времени, чтобы принять решение. Не волнуйся. Я не позволю ей снова учинить беспорядок.

– Она убила почти всех… – сказала Ксорве. – Разве мы не должны вернуть ее в Дом Молчания, чтобы, не знаю, она предстала перед правосудием?

Сетенай весело прищурился и рассмеялся.

– Во имя Благородных мудрецов, Ксорве. Если однажды наступит день, когда придется предстать перед правосудием, нам с тобой лучше держаться от него подальше.

Оранна никогда раньше не бывала в тюрьме и не знала, чего ожидать. Но она точно не рассчитывала увидеть огромную каменную ванну, которая постоянно наполнялась горячей водой и лепестками роз.

Это не было ее мечтой, но и Белтандросу, насколько она знала, такая романтика была чужда. Оранна решила, что это насмешка, но не над ней, а над сентиментальными жестами в принципе.

Лепестки роз, целые и невредимые, появлялись из ниоткуда, они были будто пятна свежей крови на поверхности воды. Через какое-то время лепестки растворялись. Она не могла представить, сколько сил отнимало поддержание всего этого на расстоянии.

Возможно, это не шутка, а демонстрация превосходства. Времени на размышления у нее теперь было в избытке. Ей больше не нужно было знать, что находится внутри Реликвария. Она поняла многое о Белтандросе. Например, то, что с Реликварием его сила стала почти безграничной. Он мог делать все, что захочет.

По крайней мере, вода в ванне была очень теплой. Она достаточно испытывала на себе бессмысленную экономию Дома Молчания, чтобы лишать себя возможности понежиться сейчас, хотя бы немного.

Она огляделась вокруг. Шелковые простыни, перина. Бумажные лампы в форме лебедей. Игровая доска из слоновой кости. Поднос со сладостями, который постоянно пополняется, – как и кувшин смоляного вина. Книжный шкаф с большим выбором книг.

Все это скорее напоминало элегантный бордель. Окон не было. Комната была окружена воздушной оболочкой и защищена солью, смолой и пеплом. На столе рядом с подносом и кувшином лежал осколок кристалла, достаточно большой, чтобы перебрасывать его из ладони в ладонь. Этот камень был взят из Святилища Неназываемого. Он обеспечивал связь между Оранной и ее богом. Тонкая нить силы, поддерживающая в ней жизненные силы, но черпать в нем что-то большее было трудно.

Он не установил никаких других ограничений. Она может, если захочет, истощить камень, позволить яду затопить ее кровь, снова довести себя до грани, и потратить все силы на то, чтобы проткнуть защитную оболочку. Или может жить здесь в полной отупляющей роскоши.

– Я оставляю это на твое усмотрение, – сказал он. – Не стесняйся экспериментировать.

Комфорт, безопасность и скука; свобода, риск и страдания. Оранна не доверяла никому, кто предлагал ей выбор. Выбор был просто еще одной тюрьмой. И она никогда не доверяла Белтандросу.

Она вылезла из ванны, окутанная облаком розового пара, и подняла камень. От него веяло холодом, как будто его только что достали из глубокого подземелья. Когда Белтандроса не было рядом, Оранна засыпала, прижав камень к груди, как будто ледяная сила могла просочиться в грудную клетку. Это служило хорошим напоминанием.