Дальше в донесении барона похвалы верноподданническим чувствам Синода, конечно же, с негодованием отвергшего притязания архиепископа. Заверения в преданности синодальных членов царице Екатерине: «чем был император, тем теперь же императрица» — таковы слова князей православной церкви.

В заключение приписка, что архиепископ Новгородский уже в крепости, раскаивается в своём поступке, но, надо надеяться, прощения не получит. Да и какая может быть надежда, когда только что говоривший подобные речи солдат лишился головы.

Бунт в Синоде или церковь, наконец-то дождавшаяся смерти Петра Великого, — это ли не событие в государственной жизни! И конечно же, опытный дипломат прав: сколько за всем этим счетов и расчётов придворных партий, политических и личных интриг. Самому Мардефельду важно подчеркнуть — с Екатериной Алексеевной всё в порядке. Возмущения против неё нет. Правительство решительно расправляется с любыми бунтовщиками и, значит, за столь важный для Пруссии брак Анны Петровны с герцогом Голштинским можно не беспокоиться. Здесь всё понятно.

* * *

Екатерина I

Государыня Екатерина Алексеевна удивилась: который день подряд Александр Данилович приходит делами донимать. Объяснений не даёт. Говорит, говорит: будто бы объясняет. А на самом деле разве путаницу ихнюю поймёшь. Волнуется князь. Иной раз голос повышать начинает. Аннушка и то заменила — удивлённо так смотрит. А как его остановить? Ещё пуще сердиться станет.

Ну, обещали мы перед венчанием герцогу Карлу перед датским королём походатайствовать — Шлезвиг ему вернуть. Александр Данилович вскинулся: не ходатайствовать — требовать вы, государыня, должны. Вы теперь великую державу представляете.

Нетто спорить с князем станешь. Пусть нужную бумагу на подпись принесёт. Принёс. Послали. Со всяческими угрозами. Так ведь время иное. Ответ такой получили, что Александр Данилович и тот отступился. Отказал датский король. Начисто отказал.

Члены совета посовещались, сказали: надобно теперь к австрийскому императору присоединяться. Так и сказали: к Венскому союзу. Удивилась: так ведь австрийский император помощь царевичу Алексею Петровичу оказывал. Великий князь-малолеток с ним в прямом родстве состоит.

Александр Данилович, как от мухи назойливой, отмахнулся: при чём здесь царевич, коли его в живых давно нету. Так ведь родственники — обиду помнить могут. Рассмеялся: в политике и делах государственных родственников не считают. О том надо думать, что австрийский император и с испанским королём в дружбе, который пролив и крепость Гибралтар вернуть себе хочет, и королём прусским Фридрихом Вильгельмом I. Они-то все вместе и пообещали права герцога Голштинского поддержать. Чего, кажется, больше? Герцогу не терпится, и его понять можно, да только дело это, Александр Данилович объяснил, долгое, в неделю-другую не решается. Терпения набраться нужно, да ещё и военные действия всякие предпринимать. Господи, спаси и помилуй!

А граф Левенвольд, хоть в государственные дела мешаться и не охотник — всё время меня в том уверяет, — а предупредить решил, что у Александра Даниловича и свои особые интересы во всех этих делах есть. Курляндская корона ему запонадобилась.

Легко сказать, корона! Оно верно, что сватовство графа Морица Саксонского к Анне Иоанновне расстроить сумел, да ещё ловко так. А Анна, сказывают, от графа совсем обеспамятела. Да и не она первая. Сколько о нём по странам европейским разговоров ходит. Больно собой хорош да до женщин охоч. Почему бы и нет, коли средства есть. А вот у него достаточно ли, неизвестно.

Александр Данилович оставил нашу Иоанновну в её вдовстве. Очень она закручинилась. Теперь новые хитрости придумывает. Левенвольд так и сказал: дайте, государыня, светлейшему волю, он и императором станет, и все окрестные герцогства и княжества немецкие себе заберёт. Сама знаю, ненасытная душа. А что делать?

Вот и теперь Верховный Тайный Совет Александр Данилович велел учредить. Надо ли? Аньхен толковать стала, что покойный государь всего выше Сенат ставил, а тут Сенат стал Совету подчиняться. Вот уж и впрямь мужчиной бы ей родиться. А так, какая разница, кто кому подчиняться станет, лишь бы императорская власть нерушимой была. Вот и Александр Данилович так полагает.

Спасибо Александру Даниловичу, ни в чём графу Левенвольду не препятствует. Папаша его, барон Герхард-Иоганн, был государевым уполномоченным в Лифляндии и Эстляндии. Это ещё до Прутского похода. А как женили царевича Алексея Петровича, назначен был обер-гофмейстером его супруги, принцессы Шарлотты.

Родителя ещё в 1721 году не стало, а сыновьям всем трём его это уж государыня Екатерина I графский титул подарила. Как приятно не по имени Левенвольда называть — просто графом. Как в книжке какой, что Аньхен пересказывала. И благодарность чувствует. И — сам сказал — без сана и титула также бы вас, государыня, обожал, потому что нет на земле таких красавиц. Верить — не верить, а всё на сердце радостно, всё праздник.

А с герцогом Голштинским — Бог с ним. Живёт на всём готовом, на даровых хлебах, со всею своею свитою, и пусть живёт. Лишь бы Аньхен спокойна была. Мне больше ничего и не надо.

* * *

Цесаревна Анна Петровна, II. А. Толстой

— Пётр Андреевич!

— Спасибо, что жалуешь меня вниманием своим, государыня цесаревна.

— Не я жалую, Пётр Андреевич, вы тратите на меня своё время.

— А я, Анна Петровна, уже всё своё время потратил — в долг живу. Как старый гриб. И время у меня не считанное и не мерянное: что Господь ни отпустит, всё подарок. Узнать что хотела, государыня цесаревна?

— Не знаю, как и подступиться. Слухи всякие до меня доходили. Может, глупости, а может...

— Говори, говори смело. Тебе-то, окромя меня, и спросить-то по-настоящему некого.

— Я об Иване Мусине-Пушкине.

— Ах, это. Что же тебе любопытно, государыня цесаревна?

— Знаю, служит он давно.

— Ещё бы не давно. Только правительница царевна Софья Алексеевна к власти пришла, тут же его воеводой в Смоленск, а там и в Астрахань назначила. Он ведь на племяннице патриарха нашего Иоакима женился — большую силу при дворе приобрести мог.

— Только поэтому?

— А чего ж ты хочешь, государыня цесаревна. Править умел, тут уж ничего не скажешь. Всю Северную войну в походах провёл. За Полтавскую битву графский титул получил.

— Но ведь он сколько лет и сенатором состоял, и Монастырским приказом ведал. А как же так — и Милославские ему мирволили, и государь батюшка против него никогда будто бы ничего не имел.

— Хочешь сказать, и теперь государыня родительница его своим докладчиком назначила.

— Оттуда и сомнения мои. Ведь, сколько мне известно, в интригах дворцовых граф не замешан.

— А зачем ему, государыня цесаревна. Разное ведь о графе толкуют. Ты ничего о происхождении графа не слыхала?