Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(a) 62 страницы набросков;
(b) 82 заключительные страницы – чтобы послать по почте вместе с набросками для представления;
(c) еще 240 страниц в черновом виде.
Сложи все это, написанное за период с 20 февраля по 2 апреля, – и сколько страниц ты получишь? Инсульт со смертельным исходом, вот что это такое. Видишь? Видишь??? Я пишу больше и быстрее без химии, чем когда я сидел на ней. Но – мое кровяное давление повышается. Я уже его и не меряю.
Одним из источников интенсивного давления, которое Фил чувствовал, был также источник большой радости: Тесса была беременна. В апреле они поженились. Тесса вспоминает:
Я не знаю, почему вышла замуж за Фила. Он предложил, и я сказала, что подумаю об этом. Мы уже жили вместе. Я хотела иметь ребенка, хотя меня не очень заботило, будет ли это вне брака. Следующее, что я помню, – Фил подумал, что я сказала: «Да». […] Когда он получил чек в апреле от своего агента, он позвонил священнику и попросил его приехать к нам домой и женить нас. У меня уже было пять месяцев беременности, мои ноги слишком опухли, чтобы носить что-либо, кроме сандалий, но я подумала, что было бы неплохо выйти замуж за отца ребенка.
25 июля 1973 года родился сын Фила Кристофер. Это было облегчением для Фила, который боялся, что на свет появятся близнецы. Жизнь с сыном изменила отношения между Филом и Тессой, но это были иные изменения, нежели те, что последовали за рождением Изы. Тесса пишет:
Фил был образцовым отцом. […] Он очень любил своего сына, возможно, даже больше, чем он любил меня. […] В розыгрышах и шалостях, в которых мы с Филом были «соучастниками преступления», я постепенно оказалась оттеснена в пользу Кристофера. Для меня было чудесно наблюдать за ними обоими. Это нормально, быть оттесненной, потому что я радовалась, наблюдая, как расцветают их отношения.
У Фила-воспитателя было два практических ограничения: он никогда не имел дела с подгузниками, и он настаивал на тишине, когда писал. Тишина оказывалась условной, потому что, как правило, Кристофер громко плакал по ночам.
Несмотря на всю свою радость, Фил оказался в глубокой депрессии. Он писал Дороти в сентябре: «Сразу после рождения Кристофера у меня был послеродовой период, и я почти полностью вымотался (что со мной происходит нередко). Я связался с Центром психического здоровья округа Ориндж, и их терапевт поднял меня через три недели». Но депрессии повторялись; позднее, в том же году Фил рассматривал возможность лечь в психиатрическую больницу в Ла Хабра, но семья и финансы помешали этому переезду.
В тот сентябрь был один яркий момент признания карьеры, который фактически выразился в немедленно полученных 2000 долларов. Киностудия United Artists взяла на опцион роман «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» и была достаточно заинтересована в опционе, чтобы продолжать выплаты в течение нескольких лет. Фил возбудился и стал пришпиливать к стенам фотографии молодых актрис (таких как Виктория Принсипал), которые, как он чувствовал, могли бы подойти на роль Рейчел Розен (прекрасно сыгранную в фильме 1982 года «Бегущий по лезвию» актрисой Шон Янг).
Тем не менее страхи по поводу ответственности за нового ребенка, в сочетании с неустойчивыми доходами, беспокоили Фила настолько, что он выдвинул в другом сентябрьском письме к Дороти самооправдание по поводу того, что она, возможно, о нем думает:
В этой стране есть тенденция смотреть с презрением на людей с финансовыми проблемами, на тех, кто теряет свой дом, свое имущество; я борюсь с таким отношением и горжусь тем, что, например, как я сказал в моем предыдущем письме, Станислав Лем считает меня единственным художником, работающим в этом поле деятельности. Кем бы я был тогда, если бы бросил это занятие?
Растущее признание его творчества было бальзамом, когда Фил остро нуждался и которое заслужил. Всего за несколько дней до его самооправданий Дороти, Фил написал французскому критику Марселю Таону в ответ на его вопросы о направлении его будущих романов. Фил объяснил, что теперь он видел «подлинную реальность изумительно простой: все прочее, возможно, было произведено нашими внутренними проблемами и властными устремлениями правящих классов».
Удивительно просто? Где-то некто, или нечто, засмеялось.
Религиозный опыт абсолютен. Это бесспорно. Вы можете только сказать, что у вас никогда не было такого опыта, и ваш оппонент скажет: «Извините, у меня был». И на этом ваша дискуссия закончится. […] И если такой опыт помогает сделать вашу жизнь здоровее, красивее, полнее и более удовлетворительной для себя и для тех, кого вы любите, вы можете смело сказать: «Это была благодать Божья».
Моя жизнь разделилась следующим образом: выживающая/культурная/духовная/посмертная (воскрешение от 3–74).
Кто знает? Я не хочу углубляться в это, но у меня самого был опыт странных сновидений. Бог знает, что у нас в подсознании. Что бы Фил сказал об этом? Он бы сказал шесть разных вещей! А вот что скажу я. Любой, кто принимает это без смеха, все теряет.
Annus Mirabilis[218]: информация – густой розовый свет, Черная Железная Тюрьма накладывается на Сад Пальмовых Деревьев, жизнь Кристофера спасена, бесценная мета-абстракция – но кто ЗНАЛ, что это значит в РЕАЛЬНОСТИ? Точно не Фил, когда это передавалось ему ночью во сне и объяснялось в гигантских книгах
Несмотря на всю последующую неразбериху, которую он посеял, Фил никогда не сомневался, что видения и «голоса» февраля – марта 1974 года (опыты «2–3–74») и те, что были после, коренным образом изменили его жизнь.
Реальны они были или нет – это совсем другой вопрос. Как всегда. В поисках ответа Фил зависал как бы «между двух огней»:
Сомнение. Что он, возможно, обманывал самого себя, или что Это – чем бы Оно ни было – обманывало его.
Радость. Что Вселенная может просто содержать смысл, который ускользал от него на протяжении всей его жизни и творчества.
* * *
Эта диалектика лежит в основе восемь лет писавшейся «Экзегезы» (огромного рукописного дневника длиною почти в восемь тысяч страниц, посвященных решению проблемы «2–3–74») и романа «Валис» (1981 г.). А из этого стали разрастаться теории – его собственные, его друзей и критиков. Многие из этих теорий могли объяснить почти все.
Но давайте пока отложим в сторону теории и, в первую очередь, попытаемся разобраться в том, что случилось «2–3–74» и в последующие месяцы. Следует учесть, что опыты Фила за это время просто не укладываются в ясную, всеобъемлющую модель – создать подобную для них – значит исказить их безвозвратно. Они включают моменты сомнения, паники и тоски, и это заставляет их казаться слишком человеческими. Но временами также возникают моменты поразительной возвышенности, не говоря уже о чистом, захватывающем дух чуде. Они не доказывают ни то, что Фил был сумасшедшим, ни то, что из них возник некий «Святой Фил». В действительности опыты «2–3–74» ничто так сильно не напоминают, как непредсказуемый космический сюжет из научно-фантастического романа Филипа К. Дика, что неудивительно при учете того, кто был «испытателем».
