Он преодолел сорок или пятьдесят шагов и снова воткнул стрелы в дерн, выбрал одну с широким наконечником, наложил на цевье, вскинул лук и натянул тетиву, опять прицелившись в лошадь с красным сердцем на нарядном чепраке. Теперь он метил лошади в бок, чуть позади переднего копыта и перед седлом. Томас не думал. Лишь смотрел на то место, куда хотел попасть, и мускулы повиновались взгляду. Два пальца отпустили тетиву, стрела просвистела над болотом и погрузилась в тело коня. Тот вздыбился. Полетели и другие стрелы; они наконец доставали до живого, и лошади начали падать. Лучники графа Уорика сообразили. Вражеские кони несли всю свою броню на груди, а бока и задняя часть оставались уязвимыми. Всадник в джупоне в красно-желтую клетку с белой звездой в углу кричал лучникам графа, чтобы они присоединились к людям Томаса.

– На фланг! Вперед, парни! Пошли! Пошли! Пошли!

Но французы были близко. Забрала мешали разглядеть лица, но Томас мог различить изодранные шпорами окровавленные попоны.

Рыцари понукали коней, а Бастард снова пустил стрелу, и на этот раз наконечник-пробойник пронзил уложенные внахлест кольца шейного доспеха лошади. Передние копыта животного подкосились, и всадник, очутившись в ловушке между высокими луками седла, отчаянно пытался высвободиться из стремян прежде, чем лошадь повалится на бок. Та еще стояла на задних ногах, наклонившись вперед, и всадник сползал к ее шее, когда две стрелы ударили ему в нагрудник. Одна смялась, а другая пробила сталь, и воина силой удара откинуло назад.

Он снова начал валиться вперед, и опять в него угодила стрела. Лучники загоготали. Так француз и раскачивался вперед-назад в этой пытке, пока латник со львом Уорика не подскочил и взмахом секиры не проломил ему шлем, вызвав фонтан крови. Один из конных попытался достать этого англичанина, но теперь с фланга лился плотный поток стрел, поражая лошадей в незащищенные бока, и конь рыцаря получил сразу три в живот, заржал, попятился и понес.

– Исусе, бей их! Святой Георгий! – Всадник в джупоне с белой звездой оказался как раз позади Томаса. – Бей!

И лучники повиновались. Они перепугались неудаче первых пущенных стрел, но теперь вымещали страх. Каждый способен был выпускать по пятнадцать стрел в минуту, а на фланге у французов располагались уже две сотни лучников, и те были обречены. Ведущие всадники повалились наземь, их кони погибли или умирали. Часть лошадей развернулась и, заржав, уносилась прочь в попытке избежать жуткого побоища у реки. Латники графа Уорика выдвинулись в этот хаос, чтобы секирами и палицами мозжить головы упавших всадников. Рыцари в замыкающих рядах французов повернули обратно. Два ратника графа Уорика вели к броду пленника, и Томас увидел, что на том джупон с яркими бело-голубыми полосами. Тогда он стал выискивать красное сердце Дугласа и заметил, что его лошадь упала, придавив седока. Бастард выпустил стрелу и разглядел, как та пробила наручь шотландца. Он снова выстрелил, угодив в бок, чуть ниже подмышки, но, прежде чем сумел выпустить еще одну стрелу, трое пеших воинов подхватили упавшего наездника и вытащили из-под лошади.

На них посыпались стрелы, но двое уцелели, и Томас узнал в одном Скалли. На нем был шлем с забралом, но из-под него выбивались длинные волосы с пожелтевшими костями. Томас натянул тетиву, но две раненые лошади промчались между ним и Скалли, а тому удалось водрузить своего подопечного на лишившегося седока и непострадавшего коня. Скалли хлопнул скотину по крупу. Раненые лошади умчались прочь, и Томас выпустил стрелу, но та отскочила от спинной пластины Скалли. Конь со спасенным Дугласом пробирался по болоту под укрытие деревьев, отступление прикрывали Скалли и еще четверо парней с изображением красного сердца.

И тут вдруг воцарилась тишина, если не считать непрестанного шума реки, пения птиц, ржания лошадей и ударов копыт, бьющих по земле в предсмертной агонии. Лучники сняли тетивы с луков, чтобы тисовое цевье не гнулось. Пленников – некоторые были ранены, другие просто ошеломлены – сводили к броду, англичане тем временем снимали с убитых лошадей ценные доспехи, сбрую и седла.

Иные избавляли лошадей от мучений, расстегивая шанфроны и вгоняя между глаз тяжелую секиру. Другие снимали латы с мертвых рыцарей и стаскивали с трупов кольчуги.

Один из лучников надел пояс с мечом французского рыцаря.

– Сэм, подбери стрелы! – крикнул Томас.

Сэм ухмыльнулся и повел дюжину парней к месту побоища, чтобы собрать стрелы. А заодно и пограбить. Раненый француз попытался встать. Он протянул руку к английскому латнику, опустившемуся на колени рядом с ним. Они переговорили, затем англичанин поднял забрало француза и воткнул ему в глаз кинжал.

– Видно, слишком беден был, чтобы заплатить выкуп, – пробормотал всадник рядом с Томасом.

Он наблюдал, как латник вложил кинжал в ножны и принялся обдирать труп.

– Господи! Мы жестоки, но пленили маршала д’Одрегема, и разве это не хорошее начало плохого дня?

Томас обернулся. Забрало всадника поднялось, открыв серые усы и задумчивые голубые глаза, и Томас инстинктивно опустился на колено:

– Милорд.

– Томас из Хуктона, не так ли?

– Да, сэр.

– А я-то думал, на ком тут, бога ради, могут быть цвета Нортгемптона! – воскликнул всадник по-французски.

Томас велел своим людям носить джупоны с гербом графа Нортгемптонского – его знала большая часть англичан. Некоторые повязали на плечо крест святого Георгия, но таких повязок на всех не хватило. Всадник, заговоривший с Томасом, носил красно-желтый джупон с белой звездой, а золотая цепь свидетельствовала о его высоком ранге. Это был граф Оксфордский, приходившийся шурином сеньору Томаса. Он участвовал в битве при Креси, а после этого Томас встречал графа в Англии и был поражен, что тот его помнит и даже осведомлен о том, что Бастард знает французский. Еще сильнее он изумился, когда граф назвал шурина по имени.

– Жаль, что Билли тут нет, – угрюмо промолвил Оксфорд. – Нам пригодился бы каждый хороший воин. Думаю, теперь тебе следует отвести своих людей обратно на холм.

– На холм, сир?

– Слушай!

Томас прислушался.

До него донесся гром боевых барабанов.

* * *

Французские всадники атаковали у брода и на правом фланге английской линии, и в то же время другие воины дразнили стоящих на холме англичан.

Выехать решились шестеро. Каждый был турнирным бойцом с грозной репутацией. Они скакали на отлично выезженных конях и благодаря победам в поединках приобрели себе лучшие миланские доспехи. Они приблизились к живой изгороди и бросили вызов, но английские лучники не трогали их. Убив шестерых, битву не выиграешь, и не было ни почета, ни особого прока в убийстве одинокого наездника, когда множество других латников приближаются пешими.

– Передайте приказ не обращать на них внимания, – распорядился принц Уэльский.

Поединщики были частью военного танца. Они надеялись найти противника, которого можно выбить из седла и убить, чтобы подорвать боевой дух врага. Задиры выкрикивали оскорбления: