– Что, если кардинал устроит перемирие, сир? – прервал его мысли д’Одрегем.

– Пусть кардинал хоть пукнет, мне все равно, – резко отозвался король Иоанн.

Потому что он сделал свой выбор. Англичане пойманы в ловушку, и он их перебьет.

Государь выступил из дома в мир, казавшийся серым от первых проблесков дня, и положил руку на плечо младшего сына, четырнадцатилетнего Филиппа.

– Сынок, ты будешь сражаться рядом со мной, – сказал он. Как и отец, мальчик был закован в сталь с головы до пят. – И сегодня ты увидишь, как Господь и святой Дионисий покроют Францию славой.

Король поднял руки, чтобы оружейник мог затянуть ему вокруг талии широкий пояс с мечом. Другой оружейник держал секиру с украшенной золотыми ободками рукоятью, а конюх подвел прекрасного серого жеребца, на которого король взобрался. Он будет драться пешим, как и остальные, но сейчас, когда заря обещала прекрасный новый день, было важно, чтобы воины видели своего короля. Иоанн поднял забрало, извлек начищенный до блеска меч и воздел его над украшенным синими перьями шлемом.

– Выдвинуть флаги! – приказал он. – И развернуть орифламму.

Франция шла в бой.

* * *

Подобно французскому королю, принц Уэльский большую часть ночи облачался в доспехи. Воины же его стояли в строю под своими знаменами уже сутки. Теперь, на рассвете, они ворчали, потому что устали, проголодались и хотели пить. Все знали, что вчера битва не планировалась, – на воскресенье церковники объявили Божий мир, – однако все равно сохраняли боевое построение, на случай если коварный враг нарушит перемирие. Но настал понедельник; по армии расползались слухи.

Французов двенадцать тысяч, пятнадцать тысяч, нет, двадцать. Принц сдал всех своих воинов французам; принц договорился о мире. Но вопреки всем слухам, приказов ослабить бдительность не поступало. Англичане стояли в строю, кроме тех, кто отходил до ближайших зарослей опорожнить кишечник. Воины наблюдали за линией горизонта на севере и на западе, ожидая появления врага, а там царили тьма и неподвижность.

Среди солдат ходили священники. Они служили мессу, давали людям хлебные крошки и отпускали грехи. Кое-кто жевал комья земли. Из земли они вышли и в землю уйдут, и поедание земли было старым обычаем перед битвой. Воины касались своих талисманов, молились святым покровителям и отпускали шуточки, которыми обычно обмениваются люди перед боем.

– Джон, не опускай забрало! Чертовы французы увидят твою харю и разбегутся, как зайцы.

Они наблюдали, как слабый свет набирает силу и в мертвый мир возвращаются краски. Воины вспоминали прежние битвы. Пытались скрыть волнение. Часто мочились, а животы скручивали предательские позывы. Им очень хотелось испить вина или эля. Их глотки пересохли. Французов двадцать четыре тысячи, тридцать тысяч, сорок тысяч! Воины смотрели, как командиры верхом на лошадях съезжаются в центре боевого порядка.

– Им-то хорошо, – ворчали солдаты. – Кто убьет долбаного принца или графа? Они просто заплатят чертов выкуп и отправятся обратно к своим потаскухам. Зато мы – проклятые Богом ублюдки, которым предстоит сдохнуть.

Воины вспоминали о женах, детях, шлюхах и матерях. Мальчишки подносили пучки стрел лучникам, сосредоточенным на крыльях построения.

Принц наблюдал за холмом на западе и никого там не видел. Французы спят?

– Мы готовы? – спросил он у сэра Реджинальда Кобхэма.

– Одно ваше слово, сир, и мы можем выступать.

То, что намеревался сделать принц, было одним из самых трудных маневров, которые мог предпринять командующий. Он хотел отступить, находясь в непосредственной близости от противника. Эдуард не дождался никаких известий от кардиналов и сделал вывод, что французы будут атаковать, поэтому его войскам придется задержать их на то время, пока обоз и авангард не перейдут через Миоссон и не оторвутся. Если маневр удастся, если он сможет переправить обоз через реку, а потом отступить, шаг за шагом, постоянно отражая атаки врага, то получит выигрыш в дневной переход, а то и в два. Но чудовищная опасность заключалась в том, что французы могли прижать половину его армии к берегу и уничтожить, а затем догнать вторую половину и тоже перерезать ее. Принц вынужден будет сражаться и отступать, отступать и сражаться, удерживая врага на расстоянии тающими силами своих воинов. Этот риск заставил его осенить себя крестом. Потом Эдуард кивнул сэру Реджинальду Кобхэму.

– Выступаем, – велел он. – Пусть обоз трогается!

Решение было принято; игральные кости брошены.

– Милорд, – обратился он к графу Уорику, – ваши люди удержат переправу?

– Да, сир.

– Тогда да поможет вам Бог.

Граф и сэр Реджинальд галопом погнали коней на юг, а принц, в сиянии королевских цветов и верхом на могучем вороном коне, последовал за ними неспешным шагом. Его красивое лицо обрамляла сталь. Шлем был окован по краям золотом и увенчан плюмажем с тремя страусовыми перьями. Эдуард останавливался через каждые несколько ярдов и разговаривал с ожидающими воинами.

– Возможно, сегодня нам предстоит сразиться! И здесь мы сотворим то же, что сделали вместе при Креси! Господь на нашей стороне, святой Георгий приглядывает за нами! Оставайтесь в строю! Слышите? Никому не нарушать линию! Даже если в рядах врага вы увидите голую шлюху, пусть себе там и торчит! Если вы нарушите строй, то враг разобьет нас! Оставайтесь в линии! С нами святой Георгий!

Эдуард повторял эти слова снова и снова. «Оставайтесь в строю. Не покидайте линию. Повинуйтесь командирам. Стойте заедино, щит к щиту. Пусть враг сам подойдет к нам. Не нарушайте строй!»

– Сир! – Из центра строя, где в широкой живой изгороди зиял большой проем, галопом вылетел гонец. – Кардинал едет!

– Встретьте его, узнайте, чего он хочет! – распорядился принц и снова повернулся к воинам. – Оставайтесь в линии! Держитесь соседа! Не покидать ряды! Щит к щиту!

Граф Солсбери сообщил, что кардинал предлагает еще пять дней перемирия.

– Через пять дней мы передохнем с голоду, – резко ответил принц. – И ему это известно.

Армия исчерпала запасы провизии, а присутствие врага означало, что фуражиры не смогут рыскать по близлежащей местности.

– Он просто исполняет просьбу французского короля, – заявил Эдуард. – Так что скажите ему, пусть читает свои молитвы и оставит нас в покое. Мы теперь в руках Божьих.

Миссия Церкви провалилась. Лучники натянули тетивы на луки. Солнце почти встало, и небо залил яркий белый свет.

– Оставайтесь в строю! Не покидать линию! Слышите меня? Держать строй!

Под холмом, близ реки, там, где еще остались ночные тени, к броду потянулись первые повозки.

Армия начинала отход.

Оси визжали, как свиньи, коих режут под зиму. Повозки, фургоны и подводы, среди которых не сыскать было и двух одинаковых, подпрыгивали на ухабах дороги, которая шла вдоль северного берега реки. Большинство было нагружено с верхом, только нельзя было понять чем, потому что поклажу укрывала грубая ткань.