Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разумеется, они их примут, – хмыкнул Эдуард. – Они-то их и продиктовали! Даже половина от желаемого означает их победу! Господи! Полную победу!
– А если французы не согласятся пойти на уступки, сир? Что тогда?
Эдуард вздохнул.
– Лучше быть заложником в Париже, чем трупом в Пуатье, – сказал он и поморщился, снова подумав о выдвинутых французами требованиях. – Это капитуляция, не так ли?
– Нет, сир, – решительно возразил граф Уорик. – Это перемирие и договор. – Он нахмурился, стараясь выискать хоть какую-то хорошую новость среди плохих. – Армии будет позволено уйти в Гасконь, сир. И пленников французы не требуют.
– А заложники разве не пленные? – напомнил граф Солсбери.
– Заложники не платят выкуп. С нами будут уважительно обращаться.
– Заверни это все хоть в бархат и полей духами, – уныло проворчал принц, – это все равно капитуляция.
Он и его армия оказались в ловушке. Обзывай это перемирием, соглашением или договором, Эдуард понимал, что по сути это сдача. Но выбора не было. Насколько он мог видеть, оставалось сдаться или умереть.
Потому что англичане проиграли.
* * *
Эллекин охранял брод. Роланд де Веррек и Робби Дуглас остались на холме с прочими ратниками графа Уорика, а прочие люди Томаса встали лагерем немного южнее реки. Заслон из лучников расположился на северном ее берегу, там же был и Кин со своими волкодавами.
– Они завоют, если учуют людей или коней, – сообщил ирландец.
– Никаких костров, – распорядился Томас.
Эллекины видели зарево от костров англичан и гасконцев на холме, и еще больше света было в северной и западной частях горизонта, где проводила ночь французская армия. Но Томасу костры были ни к чему. Сэр Реджинальд не хотел привлекать внимание врага к переправе через Миоссон, поэтому латники и лучники дрожали в промозглой осенней тьме. Луна спряталась в облаках, но через разрывы в них выглядывали яркие звезды. Заухала сова, и Томас осенил себя крестом.
Глубокой ночью в этой тьме послышался топот копыт. Волкодавы поднялись и зарычали, но раздался приглушенный голос:
– Сэр Томас! Сэр Томас!
– Я здесь.
– Иисус милосердный, ну и темень! – Сэр Реджинальд выступил из мглы и спустился с седла. – Молодец, без костров. Гости заглядывали?
– Никого.
– Но, по нашим прикидкам, французы перемещают людей вон на тот холм. – Он махнул в сторону темной громады Александрова поля. – Черт побери, они должны знать, что здесь брод, и должны понимать, что мы попытаемся сбежать. Разве что у нас не будет нужды.
– Нужды?
– Церковники выдвинули условия. Мы платим французским ублюдкам целое состояние, выдаем заложников, возвращаем все завоеванные земли и обещаем быть паиньками следующие семь лет. Принц согласился.
– Исусе, – тихо охнул Томас.
– Сомневаюсь, что кто-либо способен тут что-то изменить. А если французы соглашаются с предложением Церкви? Тогда завтра мы выдаем им заложников и уползаем. – В голосе Кобхэма слышалось отвращение. – И ты станешь одним из заложников.
– Я?!
– Твое имя в списке.
– Исусе! – вновь воскликнул Томас.
– Так с чего вдруг ты понадобился французам?
– Я понадобился кардиналу Бессьеру, – буркнул Томас. – Я убил его брата.
Момент рассказывать о Малис был неподходящий, а убийство брата кардинала – достаточное объяснение.
– Его брата?
– Стрелой. Ублюдок, кстати, это заслужил.
– Он был священником?
– Господи, нет! Обычным подонком.
Сэр Реджинальд хмыкнул:
– Тогда вот вам мой совет, сэр Томас. Если перемирие будет объявлено, уносите отсюда ноги.
– А как я узнаю? – спросил Томас.
– Семь раз пропоет труба. Длинные ноты, все семь. Это означает, что битва отменена и нам выпало унижение.
Томас поразмыслил о последнем слове.
– Почему? – спросил он наконец.
Он догадался, что сэр Реджинальд пожал плечами.
– Вступив в бой, мы, скорее всего, проиграем, – признался старый воин. – По нашим прикидкам, у них может набраться тысяч десять, то есть намного больше, чем нас. Мы измотаны, у нас нет припасов, а у проклятых французов всего в достатке. Значит, если мы будем сражаться, то обречем множество добрых англичан и преданных гасконцев на смерть, а принц не желает пятнать свою совесть. Он хороший человек. Возможно, слишком охоч до дам, но кто обвинит в этом мужчину?
Томас улыбнулся:
– Я знал одну из его дам.
– Правда? – Сэр Реджинальд явно удивился. – Какую? Бог свидетель, их было немало.
– Ее звали Жанетта. Графиня Арморика.
– Ты был с ней знаком? – Изумление старика не проходило.
– Я часто думаю, как сложилась ее судьба.
– Она умерла, упокой Господь ее душу, – уныло промолвил сэр Реджинальд. – И ее сын тоже. Чума.
– Боже правый! – воскликнул Томас и перекрестился.
– Как ты с ней познакомился?
– Помог ей, – ответил Томас расплывчато.
– Теперь вспомнил! Ходили слухи, что она сбежала из Бретани с английским лучником. Это был ты?
– Много воды утекло с тех пор, – уклончиво выразился Томас.
– Она была красоткой, – печально промолвил Кобхэм. С минуту он молчал, а когда заговорил снова, голос его звучал отрывисто: – Завтра произойдет одно из двух, сэр Томас. Первое – ты можешь услышать семь долгих нот трубы, и если у тебя есть голова на плечах, то ты прыгнешь в седло и поскачешь как дьявол, унося ноги от кардинала. Второе – французы решат, что, дав нам бой, выиграют больше, и это значит, что они ударят по нам. И если это случится, то я хочу, чтобы обоз был за рекой. Долбаным французам требуется обычно несколько часов, чтобы приготовиться к битве, так что у нас есть шанс ускользнуть прежде, чем они сообразят. А для бегства нам нужен брод. Если дойдет до боя, ты получишь подмогу, но тебе не хуже меня известно, что во время сражения ничто не идет так, как предусматривалось планом.
– Мы удержим брод, – пообещал Томас.
– А я попрошу отца Ричарда заглянуть сюда перед рассветом, – бросил сэр Реджинальд, направляясь обратно к лошади.
– Отца Ричарда?
Заскрипела кожа – Кобхэм взбирался в седло.
– Один из капелланов графа Уорика. Ты ведь хочешь выслушать мессу?
– Если намечается битва, то да, – ответил Томас, потом помог сэру Реджинальду вдеть ноги в стремена. – Как вы думаете, что случится утром?
Лошадь сэра Реджинальда стукнула копытом по дороге. На фоне черного неба наездник казался тенью.