не должны.

Шафран посмотрела на миссис Отьено. Она съежилась в кресле, не обращая внимания на их разговор, погруженная в свой собственный мир горя и отчаяния.

- Знаешь, Герхард был похож на нее, - сказала Шафран Вангари. - Когда я нашла его в конце войны, после того, как он побывал в нацистских лагерях, он лежал в постели, такой больной, такой голодный, что я действительно подумала, что он умер. Со временем его тело начало восстанавливаться, но не разум. Он все время был напуган. Он отпрянул, когда я протянула руку, чтобы прикоснуться к нему. Полагаю, он все еще был в шоке. Это заняло много времени, но в конце концов мы добрались туда.

Шафран посмотрела на миссис Отьено.

- Я знаю, что значит быть побежденной, - сказала она. - Я знаю, что значит страдать. Но вам станет лучше, я обещаю. Я найду вам дом, где вы будете в безопасности. Даю вам слово.

Миссис Отьено не знала, как ей реагировать на эту неожиданную доброту, не в силах поверить, что это может быть правдой.

- ‘Шафран можно доверять,’ - сказала Вангари.

Миссис Отьено разрыдалась. Шафран опустилась на колени рядом с ее креслом, чтобы успокоить ее.

- ‘Этот человек, Нгуу,’ - сказала Шафран Вангари. - У вас есть его настоящее имя?

Вангари просмотрела свои бумаги и сказала: - "Де Ланси ... Квентин Де Ланси. Очевидно, он какой-то вспомогательный полицейский. - Вангари уловила реакцию на лице Шафран, когда она услышала это имя. - Вы его знаете?

- ‘О да,’ сказала Шафран. - Моя семья слишком хорошо знакома с Квентином чертовым Де Ланси.

Вангари встала со стула и направилась к двери. Она жестом пригласила Шафран присоединиться к ней.

- Когда ты возвращаешься домой? - спросила она тихим голосом, не желая, чтобы их услышала миссис Отьено.

- ’Я собиралась вернуться сегодня днем.

- Не могла бы ты остаться в Найроби на ночь?

– Полагаю, да, но почему?

- Я хочу тебя кое с кем познакомить. Он может дать тебе надежду на то, что люди смогут извлечь уроки из своего опыта.

Шафран знала, что лучше не спрашивать, кто этот "кто-то". Если бы Вангари почувствовала, что может назвать его имя, она бы уже сделала это.

- Тогда скажи мне, где я должен быть и когда, и я буду там.

***

‘Добрый вечер, - сказал высокий, худой мужчина в очках, который приветствовал Шафран, когда она позвонила в его дверь. - Входите, пожалуйста. Не хотите ли бокал хереса?

Преподобный Джаспер Плейстер, викарий Англиканской церкви, которому было под шестьдесят, работал капелланом и учителем латыни в школе Принца Уэльского, расположенной менее чем в полумиле отсюда. У него была тонкая прядь нечесаных седых волос вокруг лысины, кожа которой была испещрена пятнами от десятилетий пребывания на африканском солнце. На нем был серый шерстяной кардиган, потертый по подолу, с кожаными заплатами на локтях. Палисадник его скромной виллы в западном пригороде Найроби был небольшим, но ухоженным. Снаружи стояла машина "Остин-7", по меньшей мере пятнадцати лет от роду, потрепанная по краям.

Плейстер вывел Шафран в холл, и она почувствовала запах готовящейся еды, когда он крикнул: - "Агата, дорогая, миссис Кортни Меербах здесь".

Открылась дверь, и появилась полная женщина с улыбающимся лицом, увенчанная серебряным пучком, который постепенно выбивался из-под заколок, удерживающих его на месте.

- Как хорошо, что вы пришли, - сказала она, вытирая руки о фартук, прежде чем поприветствовать Шафран крепким рукопожатием. - Я буду с вами через секунду, просто приготовлю что-нибудь перекусить.

Как и ее муж, Агата Плейстер работала в школе Принца Уэльского, где она была матроной одного из домов. Школа была платным, полностью белым пансионом для мальчиков, с гордостью смоделированным по образцу великих английских государственных школ.

Плэйстеры были преданы своей работе и мальчикам, которых они учили и о которых заботились. Но они были столь же страстны в своей приверженности идеалу африканской независимости. В течение последних двадцати лет супруги были убежденными сторонниками таких политических организаций, как Центральная ассоциация кикуйю и Африканский союз Кении, которые были созданы коренным населением колонии.

В течение многих лет их убеждения рассматривались директором школы и губернаторами как неудачные, но, по сути, безвредные. Они были из тех наивных благодеяний, которых можно было ожидать от викария и его жены. Теперь ставки были выше, и взгляды Плейстеров стали более противоречивыми.

- ‘Джамбо, - весело сказал Плейстер, ведя Шафран в гостиную, где она заметила Вангари и Бенджамина, сидящих бок о бок на диване. - А вот и наш последний гость.

Судя по тому, как говорили Плейстеры, Шафран присоединилась к ним за чаем в загородном доме викария. Тем не менее, африканец средних лет в клетчатой рубашке и кожаной куртке, который поднялся на ноги, чтобы поприветствовать ее, рассматривался большинством белых кенийцев как опасная угроза обществу.

- Мистер Кеньятта, - сказала Шафран, узнав ведущего чернокожего политика колонии.

Она была застигнута врасплох. Она понятия не имела, что Джомо Кеньятта был тем человеком, с которым Вангари хотела ее познакомить, и что он был из тех мужчин, которые носят кожаную куртку, когда не участвуют в общественных мероприятиях, тем более что кто-то назвал бы его "Джамбо".

- Приятно познакомиться, - сказала она, пожимая ему руку.

- ‘С удовольствием,’ ответил Кеньятта. - Я не сторонник захвата земель белыми поселенцами. Но я признаю усилия, которые ваш отец приложил в интересах работников своего поместья. Он проявляет к ним большой почет и уважение. Хотел бы я, чтобы таких, как он, было больше.

- Он будет рад это услышать, - сказала Шафран, садясь на стул, стоявший в конце дивана. Кеньятта сел напротив нее.

- ‘Ваш отец, похоже, истинный христианин, миссис Кортни Меербах, - сказал Плейстер. - Все дети Божьи равны в Его глазах. Как только кто-то признает это, тогда просто неприемлемо, действительно невозможно проводить дискриминацию по признаку расы".

- Боюсь, что религия не играет большой роли в мышлении моего отца, преподобный, - ответила Шафран. - Он бы сказал, что вел себя практично и по-деловому. Его точка зрения проста. Африка обретет свободу, как это сделала Индия. Поэтому в интересах всех, не в последнюю очередь для таких семей,