Когда Конрад поднял пистолет, у него была более близкая и лучшая цель.

Герхард встал на колени, хватая ртом воздух. Он собирался последовать за Шафран вверх по ступенькам. Теперь он лежал в грязи лицом вверх по склону, параллельно разбитому "Мерседесу" слева от него. Он бросил взгляд на машину, увидел, как распахнулась дверца, увидел Конрада с пистолетом в руках, менее чем в десяти метрах от него, и сразу понял, что его заметили.

Втянув в легкие кислород, Герхард оторвал колени от земли, как спринтер, готовящийся к забегу.

Шафран сосредоточилась на том, чтобы увеличить расстояние между ней и пистолетом Конрада. Она считала в уме. Дойдя до десяти, она остановится и оглядится. - Семь ...

Конрад поднял руку, и, когда он повернул голову, чтобы посмотреть на него, Герхард увидел пистолет в руке брата, похожий на смертоносный стартовый пистолет. Он видел, как лицо брата исказилось в адской гримасе. Но это был триумф, а не агония.

Герхард бросился вперед.

Конрад выстрелил. На таком расстоянии он не мог промахнуться. Его первый выстрел попал брату в грудь, развернув его тело и оставив его лежать на земле, не двигаясь. Он был мертв, но Конрад хотел убедиться в этом. Ему хотелось воткнуть голову Герхарда в землю. Он снова прицелился и ...

Шафран услышала звук пистолета. Только один человек мог выстрелить из него. Целью мог быть только один человек. Не думая, не позволяя себе ничего почувствовать, она развернулась, подняла пистолет и нажала на спусковой крючок.

Конрад услышал треск малокалиберного пистолета и в то же мгновение лязг пули, ударившейся о покореженный кузов "Мерседеса". Вибрация от удара была всего в сантиметре от его руки.

Конрад нырнул за открытую дверцу машины, морщась от боли, которую внезапное движение вызвало в его раздробленной грудной клетке, когда еще один снаряд просвистел над головой, разбив стекло там, где он стоял. Он сделал пару болезненных вдохов, успокаиваясь. Необычно большой магазин Браунинга давал ему преимущество. Она уже использовала два патрона. У него все еще были свои, кроме двух.

Однако рано или поздно люди, ворвавшиеся в его дом, выяснят, куда он ушел. Необходимо было разобраться с предателем и его шлюхой как можно быстрее, чтобы он мог уйти до того, как прибудут остальные. Это означало рискнуть, покинуть укрытие машины, чтобы начать наступление.

Он побежал к задней части "Мерседеса", пригнувшись как можно ниже, мучаясь от каждого шага, но не обращая внимания на боль. Шафран выстрелила еще дважды, снова оказавшись на волосок от того, чтобы попасть в него. Но ей пришлось стрелять вниз по склону, при лунном свете, чтобы обеспечить видимость. Его тело будет тенью, движущейся рядом с другим. И она потратила четыре выстрела, чтобы понять, насколько трудной мишенью он был.

Конрад хотел обойти "Мерседес" сзади, а затем броситься в укрытие "Ягуара", который лежал боком к холму, с которого стреляла женщина Кортни. Он спрятался за багажником "Мерседеса" и приготовился к спринту. До него оставалось не более трех-четырех шагов, но он будет на открытом месте. У него не было выбора, он должен был это сделать.

Конрад побежал. Выстрелов не было слышно. Он оставил себя незащищенным, но она не стреляла в него.

Тишина нервировала Конрада едва ли не больше, чем пули, которые едва не попали в него. Во что она играет? Почему она не открыла огонь?

Шафран пронесла свою "Беретту" через шесть лет войны, и она никогда ее не подводила. Она произвела сотни выстрелов на своем тренировочном полигоне в Креста-Лодж. Она сняла его, проверила, смазала маслом и снова собрала перед отъездом в Южную Африку, как делала перед другими потенциально опасными миссиями.

Но теперь, когда она больше всего в этом нуждалась, когда Герхард лежал мертвый на земле, а его убийца был на свободе, ее любимый маленький пистолет заклинило.

Шафран боролась с эмоциями, которые бились в ее голове, как штормовые волны о берег. Она не могла поддаться горю от потери Герхарда. Она не могла позволить своей концентрации отвлекаться на гнев и разочарование от того, что осталась без оружия именно в тот момент, когда она больше всего в нем нуждалась. Все, что имело значение, - это заставить Конрада заплатить за то, что он сделал. Ей просто нужно было подумать. Быстро.

В магазине у нее оставалось четыре патрона, но сейчас они были ей ни к чему. А у Конрада фон Меербаха в руке был пистолет, из которого он ни разу не выстрелил в ее сторону.

Каким-то образом ей придется иметь с ним дело. А это означало подобраться достаточно близко для рукопашного боя. Так же близко, как она была с Вернером. С пистолетом Конрада в пояснице, если понадобится. Вдалеке Шафран слышала шум двигателей приближающихся машин. Израильтяне были уже в пути.

Если она могла их слышать, то и Конрад тоже. Она знала, что он не занимается взятием пленных. Но он мог бы, по крайней мере, остановиться и подумать о том, чтобы взять заложника. В его глазах она все еще могла быть его билетом отсюда. Ладно, тогда отдай ему этот билет ...

Шафран сунула пистолет обратно в карман брюк и поползла вниз по склону, а не по ступенькам, пока не нашла клочок укрытия за небольшим кустом, не более чем в пятнадцати шагах от Конрада.

Она крикнула: - "Мой пистолет заклинило. Я не умею стрелять. Я сдаюсь.

Словно желая доказать свою беспомощность, она швырнула в него бесполезный пистолет.

Конрад тоже не участвовал в захвате заложников. Он выстрелил в том направлении, откуда стреляли.

Шафран отскочила в сторону. Она неуклюже приземлилась, потеряла равновесие и подвернула правую лодыжку. Внезапная боль заставила ее вскрикнуть, сдавленно вскрикнуть.

Конрад точно знал, где находится Шафран. Она прихрамывала, стоя на коленях, не в силах перенести вес на раненую ногу.

Она попыталась отползти, но Конрад последовал за ней. Его удача внезапно изменилась. Его брат умер, и гордость семьи Кортни была в его власти. В течение многих лет он мечтал об этом моменте, представляя оскорбления, которыми он унизит Шафран, прежде чем убить ее. Но теперь, когда этот момент настал, у него не было времени для речей. Его движения были неловкими. Боль от его ран была непрекращающейся. Ему пришлось вытереть кровь, которая стекала по его лбу в глаза. Но его