Но улыбка его быстро погасла. Роуан догадывалась, как тяжелоМайклу обсуждать случившееся, с каким трудом он сохраняет душевное равновесие.

– Есть еще один момент, – сказала она.

– Какой?

– Всякий раз, упоминая о силе, появившейся в твоихруках, ты словно не придаешь ей особого значения, отводя первостепенную рольвидению. Однако я уверена, что одно тесно связано с другим. Разве тебе неприходило в голову, что эта сила – дар именно тех, с кем ты встретился ввидении?

– Не знаю, – ответил Майкл. – Я думал обэтом. Мои друзья тоже высказывали такое предположение. Но я не считаю егоправильным. Напротив, мне кажется, что проявившиеся способности служат своегорода отвлекающим моментом. Все советуют мне активно использовать обретеннуюсилу, но если я начну это делать, то никогда не вернусь назад.

– Понимаю. Но ты коснешься руками того дома, когдаокажешься возле него?

Майкл задумался. Признаться, он представлял себе всенесколько иначе – ожидал более скорого и чудесного прояснения сути событий.

– Ну… думаю, что да. Если сумею, дотронусь до ворот.Потом поднимусь по ступеням и коснусь двери.

Откуда этот страх? Да, увидеть дом – это прекрасно, ноприкоснуться к нему… Майкл покачал головой и, откинувшись на спинку стула,скрестил руки на груди. Дотронуться до ворот… Коснуться двери… Они, конечно же,могли наделить его этой силой… Но почему он сомневается? Особенно если всесвязывается в единое целое…

Роуан сидела молча и выглядела озадаченной, дажевстревоженной. Майкл не в силах был отвести от нее взгляд. Как не хотелось емурасставаться с этой удивительной женщиной!

– Майкл, не уезжай, побудь со мной еще, – вдругпопросила она.

– Роуан, могу я задать тебе один вопрос? Та бумага,которую ты подписала по просьбе Элли… обещание никогда не ездить в НовыйОрлеан… Ты считаешь ее все еще действительной? По-прежнему полагаешь, чтоданная тобой клятва сохраняет свою силу и после смерти Элли?

– Разумеется. – Голос Роуан прозвучал глухо и былполон печали. – Ты ведь и сам так считаешь.

– Неужели?

– Конечно, ведь ты же человек чести. Из тех, кого сполным основанием можно назвать порядочным и достойным уважения.

– Согласен. По крайней мере, надеюсь, что это так.Думаю, я неверно сформулировал вопрос. Суть вот в чем: ты хотела бы увидетьгород, в котором родилась? Нет, я неискренен. Порядочным людям врать не к лицу.На самом деле я хотел спросить о другом: есть ли хоть какой-нибудь шанс, что тыпоедешь туда вместе со мной?

Ответом было молчание.

– Понимаю, это самонадеянно с моей стороны, –снова заговорил Майкл. – В этом доме перебывало достаточно мужчин, и я длятебя отнюдь не свет в окошке…

– Перестань. Я могла бы полюбить тебя, и ты это знаешь.

– Тогда выслушай меня, пожалуйста, ибо сейчас речь идето нас двоих, о тех, кто продолжает жить на этом свете. Возможно, я уже… тоесть… я хочу сказать… Если тебе по-прежнему хочется поехать туда… если у тебяне пропало желание своими глазами увидеть места, где ты родилась, и попытатьсяузнать хоть что-то о своих настоящих родителях… Тогда, черт побери, почему бытебе не отправиться туда вместе со мной? – Майкл вновь со вздохомоткинулся назад и засунул руки в карманы брюк. – Мне кажется, это был быогромный шаг вперед с твоей стороны. Согласна? Конечно, я рассуждаю как эгоист.Мне очень хочется увезти тебя отсюда. Ну как? Ты все еще считаешь меняпорядочным и честным?

Роуан оцепенело смотрела в пространство, закусив губу, чтобыне расплакаться.

– Мне очень хочется туда поехать, – с трудомвыдавила она.

По щекам покатились слезы.

– Боже мой, Роуан, прости, – поспешно извинилсяМайкл. – Я не имел права задавать такие вопросы.

Она продолжала глядеть куда-то на воду, словно это былоединственной возможностью справиться с эмоциями. Майкл видел, как напряжены ееплечи, как судорожно подергивается горло, сглатывая непослушные слезы. Болееодинокого человека, чем Роуан, он еще не встречал. В Калифорнии полно одинокихлюдей, но она, казалось, вообще существовала отдельно от остального мира.Майклу стало страшно за нее, страшно оставлять ее одну в этом доме – в этомчувстве не было и тени эгоизма, какого-либо проявления его собственныхкорыстных желаний.

– Послушай, Роуан, мне действительно очень жаль. Я недолжен вмешиваться, – сказал он. – Это касается только тебя и Элли.Ты поедешь, когда почувствуешь себя готовой. А сейчас ехать нужно мне, и совсемпо иным причинам. Мне придется расстаться с тобой, хотя и чертовски не хочется.

Слезы опять хлынули по ее щекам.

– Роуан…

– Майкл, – прошептала она. – Это мне следуетпросить у тебя прощения. Это ведь я бросилась в твои объятия. Так что не надообо мне беспокоиться.

– Не говори так.

Он хотел обнять ее и уже сделал движение, чтобы подняться,но она жестом остановила его порыв, и Майклу не оставалось ничего другого,кроме как тихо добавить:

– Если ты думаешь, что мне не доставляло удовольствиядержать тебя в своих объятиях и осушать твои слезы, тогда ты просто неприменяешь свой дар. Или совершенно не понимаешь мужчин вроде меня.

Роуан вздрогнула и крепко сцепила руки у груди, пряди волосупали на лицо. В этот момент она казалась такой несчастной, что Майклунестерпимо захотелось прижать ее к себе и целовать, целовать, целовать…

– Ну скажи, чего ты боишься? – спросил он.

Произнесенный шепотом ответ звучал так тихо, что Майкл едваего расслышал.

– Того, что я плохая, что я действительно обладаюужасающей способностью творить зло. И та сила, которая во мне заключена – какойбы по сути своей она ни была, – говорит мне именно об этом.

– Роуан, совсем не грешно быть лучше Элли или Грэма. Исовсем не грешно ненавидеть их за то, что они обрекли тебя на одиночество,оторвали от родных корней и лишили всех кровных связей.

– Я все это знаю, Майкл.

Она благодарно улыбнулась, но было очевидно, что его словапрозвучали неубедительно. Роуан чувствовала, что ему не удалось постичь нечтоочень важное в ее жизни, и Майкл это понял. Он вновь, как и вчера на палубеяхты, потерпел неудачу.