– Подписывай молча.

Газуль протянул ему ручку, и для подписи документа Сантьяго Вилабру пришлось воспользоваться ложем греховной любви, на котором он совершенно нагой засвидетельствовал свое горячее желание усыновить ребенка.

– Что ты со мной делаешь, Элизенда?

– Что ты делал со мной все это время, с тех пор как мы вернулись? Да и раньше тоже.

Во втором документе речь шла о том, что сеньора Элизенда Вилабру Рамис (из семейства Вилабру из Торены и Пилар Рамис из Тирвии, той еще шлюхи, но лучше я промолчу из уважения к бедному Анселму) является бенефициаром по завещанию всего состояния сеньора Сантьяго, включающего в себя пять объектов недвижимого имущества в Барселоне, значительные земельные угодья в долине Ассуа и других районах комарки, а также крупные денежные капиталы, которые хоть и подверглись в последнее время заметному сокращению, но пока не в особо угрожающих масштабах, ибо сеньор Сантьяго Вилабру Кабестань (из рода Вилабру-Комельес и Кабестань Роуре) в свое время принял решение, что ему удобнее жить на ренту. Подписано и удостоверено в Гнездышке двадцатого ноября тысяча девятьсот сорок четвертого года.

Газуль тут же выхватил у Сантьяго ручку, словно опасаясь, что тот спрячет ее в каком-то непредсказуемом месте.

– Лучше тебе больше не приезжать в Торену, – сказала Элизенда. – А если все же такая необходимость возникнет, предупреждай заранее.

– У меня есть полное право приезжать туда, когда мне захочется, – решил он вставить для порядка. – Например, чтобы увидеться со своим сыном, разве нет?

– Я купила себе квартиру в Барселоне. Ты можешь оставить себе квартиру в Саррье, и будь добр, постарайся не приезжать в Торену. Даже ради того, чтобы взглянуть на моего сына.

– Вы получите копию нотариального акта, – безразличным тоном проинформировал его нотариус Карретеро.

– Я брошу ее в огонь.

– Разумеется, вы можете спокойно это сделать. – Юрист посмотрел ему в глаза и впервые за весь вечер улыбнулся и покачал головой. – Наверняка так вам будет приятнее. – К Элизенде: – Я закончил, сеньора.

– Вы можете продолжить свои милые игры, – любезно сказала Элизенда. – Хочешь, я тебе напомню, на чем вы остановились?

40

Небо было усыпано звездами, так что при их свете можно было передвигаться совершенно спокойно, не боясь на что-нибудь наткнуться. Пожалуй, он никогда не видел его таким чистым и ясным. Хлынувший во второй половине дня ливень до блеска отмыл все вокруг, не оставив ни пылинки. Он посмотрел на небо и сказал себе как бы мне со счастливым сердцем хотелось любоваться этим чудом. Уже давно все внутри у него обливалось слезами, и ему было неуютно оттого, что в мире существуют такие ошеломительные, берущие за душу картины, потому что он не мог разделить свои впечатления ни с Элизендой, которая уверена, что я спокойно сплю в своей школе, ни с Розой, которая не знает, что не такой уж я и трус, ни с незнакомой мне доченькой. Прежде чем вступить на белую ленту дороги на Шивирро у подножия скалы Фитера, возле того места, где заканчивается тропа, спускающая с горы Комета, командир взвода, угрюмый астурийский шахтер с блестящими глазами, остановился так резко, что Ориол, погруженный в свои переживания, буквально уткнулся в него носом. Весь взвод, как по команде, разом присел и замер на месте, воцарилась мертвая тишина, и Ориол понял, что эти люди давно привыкли при необходимости безропотно превращаться в камень. Вполне возможно, что внутри у них тоже все обливается слезами; но они умели полностью сливаться с окружающим пейзажем. Он невольно сделал глубокий вздох, и тут же чья-то рука нервно ущипнула его за спину, давая понять, что лучше молча умереть от удушья, чем перестать быть камнем. И тут он понял, в чем причина их остановки. По дороге, на которую они собирались выйти, приближался звук шагов и веселый перезвон колокольчиков. Козы? Овцы? Коровы? Задолго до того, как он смог что-то разглядеть, послышался хриплый голос пастуха. Когда же его взгляд немного привык к более светлой, чем окружающий пейзаж, ленте дороги, он увидел, что веселенькими овечками была целая рота полицейских, а пастух был в чине капитана. С какой стати они патрулируют местность на такой высоте? Наверняка в голове военного командования произошли какие-то изменения, потому что до этого момента они систематически избегали подобных рейдов по Сьерра-д’Алтарс и лесным массивам, поскольку опасались, что на такой пересеченной местности не успеют отреагировать на внезапное нападение и понесут серьезные потери.

Вооруженная до зубов отара овец прошла мимо немногочисленного взвода маки, основательно усиленного местным школьным учителем, который дрожал как осиновый лист. Отару сопровождал густой терпкий запах, который, словно эхо, возвещал о ее появлении. После долгого ожидания командир взвода поднялся. Ориол подошел к нему.

– Они ходят тут уже много часов. Похоже, эта рота сбилась с пути, – шепнул он ему на ухо.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что они идут в противоположную от Сорта сторону, бредут ночью и при этом еще засветло попали под дождь.

– Откуда ты это знаешь?

– Разве ты не заметил, как они воняют мокрой шерстью? Они точно заблудились!

Пулемет и восемь патронных лент, по три ручных гранаты на каждого и восемь винтовок, нерасторопных, но надежных. Взвод из десяти человек бесшумно повернул назад и устроил засаду на повороте на Соланет. Они установили пулеметный расчет с двумя пулеметчиками прямо на дороге, скрыв его за скалистыми валунами, что чередой спускались к месту их дислокации. Сигналом послужат два выстрела, которые нейтрализуют пастуха и подпаска, командира и его помощника; они надеялись, что, оставшись без раздающего приказы начальства, жандармы бросятся врассыпную вниз по горе, пытаясь увернуться от пулеметных очередей и выстрелов из восьми винтовок. Это была чистой воды импровизация, результат которой трудно было предугадать, и командиру взвода очень хотелось, чтобы лейтенант Марко находился сейчас рядом и одобрил тактический план учителя, который, похоже, оказался гораздо более смекалистым, чем можно было подумать.

Самое сложное – совладать с пальцами, которым не терпелось нажать на курок еще до того, как вся полицейская рота покажется из-за поворота. Командир прицелился в пастуха, послышались первые выстрелы, и пулемет начал изрыгать смертоносные очереди. Ориол Фонтельес, учитель младших классов, разумеется, не знал, что с военной точки зрения лучший способ планирования атаки состоит в том, чтобы предвидеть реакцию противника и превратиться в его слепую судьбу, как сестра Рената, вожделенная мечта доктора. Ориол не знал этого, потому что никогда не принимал участия в реальных военных действиях, а в момент боевого крещения человеку никто не будет объяснять таких тонкостей, хотя, судя по всему, у меня явно есть склонность к решению стратегических задач. Ты ведь не ожидала этого? Вот видишь, я изучал педагогику, а мог бы прославиться… Хотя сейчас мне не до шуток, Роза. Кому я пишу, тебе или нашей дочке? Не знаю. Но как бы то ни было, я не могу не рассказать тебе, что был совершенно ошеломлен, видя, как при первых же выстрелах жандармы действительно бросились врассыпную, беспорядочно, наугад паля по внезапно возникшим из-за буков призракам и питая напрасную надежду, что капитан или лейтенант скажут им, что надо делать (пастух – с пулей в гортани, а подпасок – в приступе паники, ни жив ни мертв, пластом на земле); они стремглав метнулись вниз по склону, огибая буки и надеясь таким образом избежать страшной участи, ибо снизу никаких выстрелов не доносилось. Еще тридцать исполненных призрачных надежд шагов, и они послушно рухнули в овраг Форкальетс, издавая пронзительные крики, заглушавшие шум выстрелов, которые сыпались на них с обрыва, и распластали свою память на белых камнях пропасти, словно осознав, что именно из этих каменных плит с бесконечным терпением вырубает свои надгробия Пере Серральяк-каменотес. Словно спеша завершить цикл. Словно тоскуя по теплу студеной могилы.