— Мы подумали, что ты могла бы открыть в Мадриде ателье и шить для жен высокопоставленных нацистов.

Я поперхнулась, и виски брызнуло из моего рта. Я вытерла лицо тыльной стороной ладони и смогла выдавить лишь одну фразу:

— Вы сошли с ума.

Розалинда сделала вид, будто ничего не услышала, и невозмутимо продолжила:

— Все они раньше одевались в Париже, но, с тех пор как немецкие войска вторглись в мае во Францию, большинство домов высокой моды закрылось — мало кто желает работать в оккупированном Париже. Дом Вионне, дом Шанель на улице Шамбон, магазин Скиапарелли на площади Вандом — почти все известные кутюрье закрыли свои ателье.

От выпитого и всего рассказанного Розалиндой у меня голова пошла кругом, а при упоминании о высокой парижской моде из груди вырвался хриплый смех.

— И ты хочешь, чтобы я заменила в Мадриде всех этих модельеров?

Мой смех не заразил Розалинду, и она продолжала говорить серьезно.

— Ты просто откроешь ателье и станешь делать то, что умеешь. Недостатка в клиентах не будет, у них нет особого выбора: в Париже сейчас не до моды, а Берлин слишком далеко. Так что или они начнут одеваться в Мадриде, или не смогут продемонстрировать обновы в новом сезоне, который вот-вот начнется, а для них это настоящая трагедия, поскольку весь смысл их существования в эти дни — бурная светская жизнь. Я собрала некоторую информацию и узнала, что некоторые из мадридских ателье снова заработали и готовятся к осеннему сезону. Ходили слухи, что Баленсиага вновь откроет свой дом моды в этом году, но этого так и не произошло. Вот имена тех, кто действительно возобновит работу, — сказала Розалинда, доставая из кармана жакета сложенный листочек бумаги. — Флора Вильярреаль; Брихида на Каррера-де-Сан-Херонимо, тридцать семь; Наталио на улице Лагаска, восемнадцать; мадам Рагетт на Барбара-де-Браганса, два; Педро Родригес на Алкала, шестьдесят два; Коттре на улице Фернандо Шестого, восемь.

Некоторые имена были мне знакомы, другие — нет. В этом списке не оказалось доньи Мануэлы — вероятно, она еще не открыла снова свое ателье. Закончив читать, Розалинда порвала листок на мелкие кусочки и бросила их в полную окурков пепельницу.

— Они во что бы то ни стало стремятся представить новые коллекции и продемонстрировать лучшие образцы дизайна, но у всех существует одна и та же проблема, связывающая руки. Так что им нелегко будет преуспеть.

— Что за проблема?

— Дефицит материалов. Тотальный дефицит материалов. Ни в Испании, ни во Франции сейчас не производятся ткани для пошива модной одежды: фабрики, которые не закрылись, выпускают самое необходимое для населения и выполняют военные заказы. Из тканей шьют форму, из хлопка изготавливают бинты — в общем, все идет на самые насущные нужды, а не модные излишества. Но ты могла бы решить эту проблему, привезя ткани из Танжера. Здесь торговля по-прежнему процветает, и нет таких проблем с импортом, как в Испании. Многое доставляют из Америки и Аргентины, и на складах до сих пор полно французских тканей и английской шерсти, индийского и китайского шелка — так что можешь взять с собой все, что угодно. Кроме того, мы договоримся и о дальнейших поставках. В общем, если у тебя не будет недостатка в идеях и тканях, а я использую свои знакомства, чтобы раструбить о тебе повсюду, ты быстро станешь самой модной портнихой в Мадриде. С тобой никто не сможет конкурировать, Сира: только ты сумеешь обеспечить своим клиенткам все, чего они хотят, — роскошь, блеск, беззаботность, как во время вечного праздника, а не в дни кровавой войны. И тогда немки слетятся к тебе как стервятники.

— Но они свяжут меня с тобой… — попыталась я уцепиться хоть за что-то, способное удержать меня от участия в этих безумных планах.

— Вовсе нет. Это исключено. Немки, живущие сейчас в Мадриде, приехали туда совсем недавно и не имеют контактов с обитателями Марокко — так что о нашей с тобой дружбе никому из них не известно. Ну а то, что среди твоих клиенток в Тетуане были немки, тебе здорово пригодится: ты хорошо знаешь их вкусы и требования.

Пока Розалинда все это говорила, я закрыла глаза, качая головой. За несколько секунд в мозгу пронеслись воспоминания о той ночи, когда Канделария показала мне пистолеты и предложила продать их, чтобы раздобыть деньги для открытия ателье. И вот теперь все повторилось — ситуация была очень похожей: две женщины секретничали в темной каморке, одна предлагала опасный и тщательно продуманный план, а другая в ужасе отказывалась его принимать. Однако имелись и отличия. Очень большие отличия. То, о чем говорила Розалинда, предполагало несравнимо больший размах.

Ее голос заставил меня вернуться из прошлого в настоящее — из убогой спальни в пансионе на улице Ла-Лунета в крошечный склад в подсобном помещении «Динз бара».

— Я позабочусь о твоей известности, у меня есть для этого возможности. У нас много знакомых в Мадриде, и я сделаю все, чтобы о тебе заговорили, но не связали со мной. УСО возьмет на себя начальные расходы — оплатит аренду помещения, закупку тканей и материалов. Хуан Луис поможет тебе с необходимыми документами для перевозки товаров из Танжера в Испанию: нужно сразу привезти как можно больше, поскольку, когда он уже не будет министром, все станет намного сложнее. Прибылью от ателье ты сможешь распоряжаться по своему усмотрению. Ты будешь делать то же, что и в Марокко, только придется внимательнее прислушиваться к разговорам твоих немецких клиенток, а также испанок, близких к власти и к нацистам, — из их болтовни тоже можно почерпнуть много информации. Немки абсолютно не стеснены в средствах и жаждут развлечений, а твое ателье станет для них излюбленным местом встреч. Твоя задача — просто запоминать, где бывают их мужья, с кем встречаются, какие планы обсуждают и кто приезжает к ним из Германии.

— Но ведь я почти не говорю по-немецки.

— Ты можешь более или менее объясняться, и этого достаточно, чтобы они чувствовали себя с тобой комфортно. Enough.

— Я знаю только числа, приветствия, цвета, дни недели и несколько обиходных фраз, — упиралась я.

— Это не имеет значения. Тебе нужно лишь собирать информацию и передавать ее куда следует.

— Куда и каким образом?

Розалинда пожала плечами.

— Узнаешь от Хиллгарта, если дашь согласие. Мне неизвестны все тонкости оперативной работы, но, думаю, они придумают для тебя какой-то способ выходить на связь, не вызывая подозрений.

Я опять покачала головой — на этот раз еще более решительно:

— Я никогда на это не соглашусь, Розалинда.

Она подожгла сигарету, глубоко затянулась и спросила, выдохнув облачко дыма:

— Почему?

— Потому что — нет, — категорично ответила я. У меня была тысяча причин не ввязываться в эту безумную авантюру, но я предпочла обобщить их одним словом: «нет». Ни за что. Нет — и точка. Я снова отпила виски из бутылки и поморщилась.

— Почему нет, darling? Ты боишься, right? — Розалинда говорила тихо и уверенно. Музыка уже перестала звучать, пластинка закончилась, и из-под иглы граммофона раздавался лишь треск; снаружи, с другой стороны занавески, доносились голоса и смех. — Нам всем страшно, действительно страшно, — прошептала она. — Но это не оправдание. Мы должны участвовать в этом деле, Сира. Нельзя бездействовать. Каждый должен внести свой посильный вклад, чтобы положить конец безумию, которое сейчас творится.