— Но я не могу вернуться в Мадрид. У меня там возникнут проблемы, и ты знаешь почему.

Мне до сих пор не удалось окончательно решить вопрос с выдвинутыми против меня обвинениями, о которых я узнала после бегства Рамиро. Когда окончилась война, я несколько раз говорила об этом с комиссаром Васкесом, и он пытался узнать, как обстоят дела в Мадриде, но не смог ничего выяснить.

— Жизнь еще не вошла в прежнее русло; нужно подождать, пока все вернется на свои места, — говорил он мне.

И я, уже не желая возвращаться, ждала. Розалинда была в курсе моей ситуации, я сама ей давно обо всем рассказала.

— Об этом мы тоже подумали. Об этом и о том, как защитить тебя от любых возможных неприятностей. Наше посольство не сумеет оказать тебе поддержку в случае каких-либо проблем, а учитывая нынешнюю обстановку, это довольно рискованно для человека с испанским гражданством. Поэтому Хуану Луису пришла в голову одна идея.

Я собиралась спросить — какая, но не смогла произнести ни звука. Правда, в этом и не было необходимости, поскольку разъяснения Розалинды не заставили себя долго ждать.

— Он поможет тебе получить марокканский паспорт.

— Фальшивый, — заметила я.

— Нет, sweetie[67], самый настоящий. У него по-прежнему имеются хорошие друзья в Марокко, и ты получишь марокканское гражданство в считанные часы. Под другим именем, obviously[68].

Я поднялась, с трудом сохраняя равновесие. В моем мозгу, в лужах джина и виски, шумно плескались непривычно звучавшие слова. Разведывательная служба, секретные агенты, оперативная работа. Чужое имя, марокканский паспорт. Я прислонилась к стене и постаралась взять себя в руки.

— Нет, Розалинда, нет. Пожалуйста, не продолжай. Я все равно на это не соглашусь.

— Не обязательно принимать решение прямо сейчас. У тебя есть время подумать.

— Тут не о чем думать. Кстати, который час?

Она посмотрела на часы; я попыталась сделать то же самое, но цифры расплывались перед глазами.

— Без четверти десять.

— Мне нужно вернуться в Тетуан.

— Я планировала, что в десять тебя заберет отсюда машина, но, боюсь, ты не в состоянии никуда ехать. Лучше переночевать в Танжере. Я позабочусь, чтобы тебе предоставили номер в «Эль-Минзах» и предупредили твою маму.

В тот момент мне действительно больше всего хотелось лечь в постель и уснуть, чтобы забыть весь этот злосчастный разговор. Уснуть в уютном номере, на огромной кровати с белоснежными простынями, а проснувшись наутро, обнаружить, что встреча с Розалиндой всего лишь ночной кошмар. Странный и нелепый кошмар. Внезапно мое замутненное сознание прояснилось.

— Но с мамой невозможно связаться. Ты же знаешь, у нас нет телефона.

— Я попрошу, чтобы позвонили Феликсу Аранде, а он передаст все твоей маме. Я позабочусь также, чтобы завтра утром за тобой заехали и отвезли в Тетуан.

— А где ты сама поселилась?

— В доме моих друзей-англичан, на улице Голландии. Не хочу, чтобы кто-нибудь знал о моем пребывании в Танжере. Из того дома меня привезли сюда на машине, и на улице я даже не появлялась.

Розалинда помолчала несколько секунд и снова заговорила, еще сильнее понизив голос. Он прозвучал совсем тихо и сдавленно:

— Для нас с Хуаном Луисом наступили трудные времена, Сира. За нами постоянно следят.

— Кто? — хрипло спросила я.

Розалинда ответила слабой и грустной улыбкой.

— Все. Полиция. Гестапо. Фаланга.

Мне стало не по себе, и я едва слышно прошептала:

— А за мной тоже будут следить?

— Не знаю, darling, не знаю.

Розалинда опять улыбнулась, на этот раз широко, но в уголках ее губ по-прежнему таилась тревога.

37

Кто-то постучал в дверь и вошел, не дожидаясь моего разрешения. Приоткрыв глаза, я разглядела в полумраке горничную в униформе и с подносом в руках. Она поставила его и отдернула шторы. Комнату тотчас залил утренний свет, и я накрыла голову подушкой. Хотя она несколько приглушала шум, до слуха долетели звуки, пояснившие мне, чем занимается горничная. Звяканье фарфоровой чашки о блюдце, бульканье наливаемого из кофейника горячего кофе, шорох ножа, намазывавшего масло на тост. Когда все было закончено, девушка подошла к моей кровати.

— Доброе утро, сеньорита. Завтрак готов. Поднимайтесь, через час вас будет ждать у входа машина.

Я пробормотала нечто нечленораздельное, что должно было означать: «Спасибо, я приняла к сведению, и дайте мне поспать». Горничная, однако, не обратила на это ни малейшего внимания.

— Мне велели не уходить, пока вы не подниметесь.

Она говорила на чистом испанском языке. После войны в Танжере поселилось множество республиканцев — вероятно, она была дочерью одного из них. Я опять заворчала и перевернулась на другой бок.

— Сеньорита, пожалуйста, поднимайтесь. У вас остынут кофе и тосты.

— Кто тебя прислал? — спросила я, не высовывая голову из своего укрытия. Мой голос прозвучал словно из пещеры — то ли рот был закрыт подушкой, то ли сказались последствия жуткого вечера накануне. Едва задав вопрос, я поняла его абсолютную нелепость. Откуда эта девушка могла знать, чьи указания выполняет? У меня же между тем не было на этот счет ни малейших сомнений.

— Мне дали такое распоряжение на кухне, сеньорита. Я горничная этого этажа.

— Хорошо, можешь идти.

— Только после того как вы встанете.

Молодая горничная оказалась упрямой и чрезвычайно добросовестно выполняла свои обязанности. В конце концов я отбросила подушку и убрала с лица волосы. Скинув простыню, я обнаружила, что на мне абрикосовая ночная сорочка. Горничная держала в руках халат такого же цвета, но я не стала спрашивать, откуда он взялся. Должно быть, эти вещи появились в моем номере стараниями Розалинды. Тапочек, однако, не оказалось, и я босиком направилась к маленькому круглому столику, на котором стоял приготовленный завтрак. Желудок сжался от голода, и я с жадностью набросилась на еду.

— Налить вам молока, сеньорита? — спросила горничная, когда я садилась за столик.

Я кивнула, не проронив ни слова, поскольку рот уже был набит тостом. Меня охватил зверский голод, и я вспомнила, что накануне вечером ничего не ела.

— С вашего позволения, я приготовлю для вас ванну.

Я опять ответила кивком, не переставая жевать, и через несколько секунд из ванной донесся шум льющейся из крана воды. Девушка вернулась в комнату.

— Можешь идти, спасибо. Передай, что я уже поднялась.